Князь Тавриды. Потемкин на Дунае

— Да, он обладает необыкновенной памятью, знает наизусть все святцы и может без ошибки перечислить имена святых на каждый день.

— Что ты, это, братец, интересно… Василий Степанович, выпиши‑ка его сюда… Он где?

— В Москве, ваша светлость.

— Пошли в Москву… выдай на дорогу деньги, пусть приедет… это любопытно…

Спечинский принял приглашение с восторгом, вообразив, что Потемкин нуждается в нем для какого‑нибудь государственного дела, обещал многим своим знакомым протекцию и милости, наскоро собравшись, проскакал без отдыха несколько суток в курьерской тележке и прибыл под Очаков.

Это было рано утром.

Светлейший еще был в постели.

Спечинский тотчас же был потребован к нему.

Григорий Александрович, ожидая выписанного им адъютанта, держал всегда при себе святцы.

Они лежали на столе у его кровати.

— Правда ли, — спросил князь, окинув вошедшего равнодушным взглядом, — что вы знаете наизусть все святцы?

— Так точно, ваша светлость.

— Какого же святого празднуется восемнадцатого мая? — продолжал Григорий Александрович, открыв наугад святцы.

— Мученика Феодота, вата светлость.

— Точно, а двадцать девятого сентября?

— Преподобного Кириака, ваша светлость.

— Точно. А пятого февраля?

— Мученицы Агафии.

— Верно, — сказал князь и закрыл святцы. — Благодарю, что потрудились приехать. Можете отправиться обратно в Москву хоть сегодня же.

Разочарованный адъютант печальный поехал восвояси, хотя и получил хорошую денежную награду.

Надо заметить, что он приехал не вовремя.

Светлейший в это время готовился, говоря его же образным языком, «сидеть на реках Вавилонских».

Среди праздников и разного рода чудачеств проводил время осады главнокомандующий, казалось забывая о деле, а между тем часто, в самом разгаре пира, делал распоряжения, поражавшие всех своею обдуманностью и знанием расположения предводимых им войск.

Только однажды из самолюбия и желая похвастаться исполнительностью своей армии князь отдал необдуманное приказание.

Турки при содействии служивших у них французских инженеров вместо взятой Головатым Березани в одну ночь построили впереди Очакова отдельный редут.

Это укрепление, выдававшееся на довольно значительное расстояние от крепости, стало сильно вредить нашим осадным работам и батареям.

Потемкин в сопровождении своего блестящего штаба и иностранных гостей отправился лично осмотреть этот выросший вдруг как из‑под земли редут.

— Однако укрепление это построено на славу, взять его будет трудно и на это надо будет потратить немало времени… — заметил принц Нассау–Зиген.

— Ваша правда, — отвечал князь, — но через два–три часа его не будет.

Затем, обратясь к генерал–поручику Павлу Сергеевичу Потемкину, Григорий Александрович приказал ему поручить одному из храбрейших штаб–офицеров немедленно же взять редут с батальоном гренадер, а в помощь им назначить пять батальонов пехоты и несколько сотен кавалерии.

Штаб–офицер, получив приказание, объяснил невозможность исполнить его днем и просил или отложить его до вечера, или дать солдатам фашиннику для закидки рва и штурмовые лестницы, в противном случае, говорил он, люди погибнут совершенно даром.

Павел Сергеевич оценил справедливость этих доводов и сообщил князю о разговоре своем с офицером, равно и о том, что при армии нет фашинника и лестниц.

Григорий Александрович сам очень хорошо видел, что, не подумав, без расчета, выпустил слово, но отменить его значило показать пустую похвальбу.

Самолюбие князя было задето, и он, внутренне досадуя на себя, сказал с наружным равнодушием:

— Хоть тресни, да полезай.

Слова эти буквально были переданы штаб–офицеру.

Последний собрал свой батальон, велел гренадерам стать в ружье, сомкнул их в колонну и, сообщив о приказании главнокомандующего, громко сказал:

— Итак, товарищи, надо нам помолиться Господу Богу и его святому угоднику Николаю Чудотворцу, попрося помощи свыше. На колени!

Солдаты упали на колени и стали усердно молиться.

Молился на коленях и батальонный командир.

Наконец он встал. Встали и солдаты.

— Теперь с Богом, вперед. Помните, братцы, по–суворовски, точно так, как он, отец наш, учил нас.

Осенив себя крестом и взяв ружья наперевес, батальон, обреченный на верную смерть, быстро направился к турецкому укреплению, твердо решив или взять его, или погибнуть.

Григорий Александрович молча следил за гренадерами, и лишь только они приблизились к редуту, велел двинуть беглым шагом приготовленные к подкреплению их войска с полевой артиллерией.

Турки в недоумения смотрели на происходившее и, наконец догадавшись, открыли убийственный огонь.

Гренадеры шли вперед, несмотря на осыпавшие их ядра и пули, и шагов за тридцать перед рвом остановились на мгновенье.

Три роты сделали залп из ружей в турок, усыпавших вал, и с криками «ура» бросились в ров, а оттуда полезли на укрепление.

Четвертая, рассыпавшись по краю рва, била пулями по головам неприятелей.

Произошла ужасная схватка, и минут через десять наши солдаты ворвались в укрепление, наповал поражая отчаянно защищавшихся турок.

Укрепление было взято, гарнизон его переколот, но подвиг этот стоил потери трехсот лучших солдат.