Читаем Князь Тавриды. Потемкин на Дунае полностью

Иностранцы диву дались перед геройством русского войска.

Светлейший главнокомандующий торжествовал и велел тотчас же представить к наградам уцелевших храбрецов.

Прошло несколько дней.

Штаб–офицер, взявший укрепление, был приглашен к столу князя — честь, которой удостаивались немногие из офицеров в его чине.

За обедом Григорий Александрович завел разговор о заселении Новороссийского края и вдруг, обратясь к штаб–офицеру, спросил его:

— Вы которой губернии?

— Слободско–Украинской, ваша светлость.

— Имеете именье?

— Отец мой имеет.

— И хозяйственные заведения есть?

— Есть, ваша светлость.

— А какие?

— Посевы, сады, заводы винокуренные, конские и рогатый скот. Есть овцы и пчелы.

— А пчелы ваши лесные или в хозяйстве разведенные?

— Домашние, ваша светлость.

— Э… домашние ленивы и крупнее лесных.

— Точно так, ваша светлость, прекрупные.

— А как?

— Да с майского большого жука будут.

Потемкин улыбнулся.

— И!.. А ульи какие же?

— Ульи и летки обыкновенные, ваша светлость.

— Да как же такие ваши пчелы лазят в летки?

— Ничего нет мудреного, ваша светлость, у нас так: хоть тресни, да полезай…

Григорий Александрович закусил губу и прекратил разговор.

Он понял, что штаб–офицер намекает на его необдуманное приказание штурмовать среди белого дня и без лестниц турецкое укрепление.

Вскоре этот штаб–офицер со своим батальоном был удален из‑под Очакова под предлогом усиления корпуса Суворова, охранявшего Херсон и Кинбурн.

Осада между тем все тянулась.

Но наконец дальше медлить было нельзя.

В Петербурге недоброжелатели князя громко говорили о его промахах и сама императрица высказывала неудовольствие.

Надо было решиться на штурм Очакова, и Потемкин решился.

Это было 6 декабря 1788 года.

Стоял сильный мороз, и кровь, лившаяся из ран, моментально застывала.

Так говорит преданье.

Начался приступ.

Турки сопротивлялись с отчаянным упорством, но ничем не могли удержать победоносного русского солдата. Битва была страшная и кровопролитная.

В недалеком расстоянии от места сражения на батарее сидел, подперев голову рукой, генерал с одной звездой на груди.

Тревожное ожидание отражалось на его лице.

Он обращал свой унылый взор то к небу, то к месту битвы.

Ядра со страшным свистом летали вокруг него, в нескольких шагах от него лопнула граната и осыпала его землею, но он даже не двинулся с места, а продолжал, вздыхая, произносить:

— Господи, помилуй! Господи, помилуй!

Вдруг взор его, как бы прикованный, остановился на одном пункте… Русские мундиры показались на городских валах.

— Ура! Ура! — раскатилось вдали.

От валов до бастионов был один шаг, русские овладели ими.

Очаков был взят.

— Тебе, Бога хвалим! — громким голосом воскликнул генерал и осенил себя истовым крестным знамением.

Генерал этот был — сам Потемкин.

Он тотчас же отправил донесение императрице и вскоре получил орден Святого великомученика и победоносца Георгия первого класса и шпагу, украшенную алмазами, в шестьдесят тысяч рублей.

Все офицеры, бывшие при взятии Очакова, получили золотые кресты, а нижние чины — серебряные медали на Георгиевской орденской ленте.

В числе отчаянно дравшихся под стенами Очакова был и наш знакомец — Щегловский, уже ранее пожалованный золотой саблей и капитанским чином за храбрость и орденом Святого Георгия за взятие в плен турецкого паши.

За долгое сопротивление город был предан на три дня в добычу победителям.

Десятка два солдат от отрада Щегловского возвратились к нему с мешками золота и, поощренные удачей, отправились снова на поиски.

Несколько раз возвращались они с сокровищами, но раз пошли и не вернулись более.

Василий Романович должен был вскоре выступить, взять сокровища не было возможности, да и была опасно.

Завалив землянку с серебром и золотом, он покинул Очаков.

Он уже более не возвращался туда никогда, и неизвестно, сохранился ли этот скрытый им клад.

К фельдмаршалу в числе пленных был приведен очаковский комендант сераскир Гусейн–паша.

Потемкин гневно сказал ему:

— Твоему упорству мы обязаны этим кровопролитием.

— Оставь напрасные упреки, — отвечал Гусейн, — я исполнил свой долг, как ты твой, — судьба решила дело.

Взятие Очакова произвело потрясающее впечатление не только в Петербурге и Константинополе, но и во всей Европе.


III

ДОЛГ ПЛАТЕЖОМ КРАСЕН

Очаков пал.

Добыча была громадна. На долю Потемкина, между прочим, достался изумруд величиной с куриное яйцо.

Он послал его в подарок государыне.

Как мы уже говорили, Григорий Александрович сам сознавал необходимость решительных действий и, желая поднести ключи Очакова императрице в день ее тезоименитства, назначил днем штурма 24 ноября.

К этому дню, однако, не успели окончить все приготовления, и штурм был отложен до 6 декабря.

Войска узнали о намерении главнокомандующего с восторгом. Солдаты, встречаясь между собой, обнимались и поздравляли друг друга.

Интересен приказ, отданный князем по армии 1 декабря 1788 года:


Перейти на страницу:

Похожие книги