Князь Василий Долгоруков (Крымский)

— Но почему же на Очаков? Он же и в том, и в другом случае останется в стороне от движения турок.

— Хотин свое снабжение от Очакова имеет, — заскользил пальцем по карте Румянцев. — А тот через водную коммуникацию из самого Царьграда может получать изобильные припасы и в свое, и в хотинское укрепление. Вот и выходит, что ежели мы проведем действие против Очакова, то много выиграем над неприятелем, лишив его возможности черпать всякие пособия для войны. А значит — обессилим Хотин.

— А коль сперва все-таки Хотин?

— Взять его, конечно, легче. Но должной защиты своим границам мы тем не сделаем, ибо неприятелю всегда будет подпорой Очаков… Да и Перекоп забывать не стоит…

О своих раздумьях и предложениях Румянцев сообщил в Военную коллегию, однако Чернышев оставил план наступления на Хотин в силе.

Захар Григорьевич сам был боевым генералом и понимал, какую опасность представляет Перекоп, готовый в любое время выпустить на просторы «Дикого поля» многотысячную татарскую конницу. Поэтому он предусмотрел отправить во Вторую армию 20 тысяч волжских калмыков. По первой траве они должны были выступить с мест кочевий, дойти до Дона, а оттуда — подкрепленные несколькими полками и артиллерией из обсервационного корпуса генерал-поручика Берга — провести экспедицию к Сивашу и Перекопу, чтобы «запереть Крым».

Румянцев, обращаясь к Долгорукову, опять обругал Чернышева:

— Захаркины уловки славно смотрятся в Петербурге. А здесь лучше вижу я!.. Находясь в безводной степи под палящим солнцем, пехота и калмыки не смогут надолго запереть татар в полуострове. Первейшая мера по защищению наших границ есть только одна — удержать неприятеля страхом потерять свои крепости, которые послужили бы нам ключом к дальнейшим викториям. Перекоп — вот что надо брать!.. И Очаков тоже!

Однако понимая, что все уже решено, что Екатерина план кампании не изменит, командующий с еще большей ревностью продолжал укреплять южные рубежи.

По его приказу князь Долгоруков должен был подготовить к переправе на правый берег Днепра корпус генерал-поручика Георга фон Далке, в который входили бригада генерал-майора графа Валентина Мусина-Пушкина (Черниговский и Воронежский пехотные полки) и бригада генерал-майора Вильгельма фон Лебеля (Белевский, Ряжский и Елецкий полки). Кроме того, были даны ордера о передвижении на новые места нескольких пехотных и кавалерийских полков, неразумно поставленных генерал-майором Исаковым у польских земель.

Новую тревогу принес рапорт кошевого атамана Запорожского войска Петра Калнишевского, полученный третьего апреля. Он сообщил Румянцеву и Долгорукову о внезапной смерти Керим-Гирея…

С наступлением весны жаждавшие мести за недавний набег запорожские казаки стали все чаще проникать в земли Крымского ханства. Скрываясь по оврагам и балкам, один из отрядов подошел со стороны Буга к Очакову, на рассвете двадцать второго марта подстерег турецкий разъезд и в короткой схватке разбил его. А раненого командира Бешлей-агу казаки захватили с собой в Сечь.

Калнишевский допросил пленного, который, боясь пытки, скороговоркой подробно рассказал об очаковском гарнизоне, о числе пушек, припасов. И, между прочим, упомянул, что тело хана на днях привезли в Очаков, морем переправили в Кинбурн, а далее — в Крым, чтобы похоронить на родовом кладбище Гиреев в Бахчисарае.

— Погоди, погоди, — удивленно изогнул бровь Калнишевский, — Крым-Гирей помер?

— И хан, и пять его знатных мурз в одну ночь разом преставились, — охотно пояснил ага. И добавил с доверительно-униженной улыбкой: — Молва их несчастную смерть приписывает отраве…

Новым ханом стал племянник Керим-Гирея — Девлет-Гирей-султан, сын покойного Арслан-Гирей-хана. Завистники распустили слух, будто бы Девлет был лично причастен к скоропостижной смерти дяди, явившейся — а этого никто не скрывал! — суровым отмщением Порты за неудачный набег.

Барон де Тотт, бывший при Керим-Гирее всю зиму, заподозрил в отравлении лекаря Сираполо, потребовал арестовать грека и даже поехал в Константинополь, чтобы добиться суда над ним. Но в серале к его жалобам отнеслись прохладно и оставили их без последствий.

Знаки ханской власти, присланные султаном Мустафой, Девлет-Гирей принял без колебаний, как должное…

Тревога Румянцева, которую вполне разделял Долгоруков, основывалась на простом рассуждении: новый хан был обязан показать султану свою верность. И лучшим способом для этого стал бы внезапный удар со стороны Перекопа в тыл Второй армии.

6

Покинув в начале апреля зимние квартиры, полки Первой армии, обремененные длинными обозными колоннами, неторопливо подползли к Днестру, намереваясь штурмовать Хотин. Однако у нерешительного по характеру Голицына с самого начала дело не заладилось. Подойдя к окрестностям крепости и оглядев ее мощные укрепления, он простоял в бездействии несколько дней, а затем отдал приказ об отступлении.