Кощеева тронная зала в те времена еще не опустилась под землю. Узкая лестница, поднимавшаяся к сводам, вела не к подземельям, а куда-то на крышу. Или на открытую верхнюю площадку.
Яркий солнечный свет, лившийся из высоких стрельчатых окон, играл в крупных алмазах трона, отражался и рассыпался ослепительными брызгами по всей зале. Сияние каменьев, тщательно подобранных один к одному, завораживало и притягивало взор.
Тот, чью память на время обрел Тимофей, шел к сверкающему трону от распахнутых ворот – массивных, роскошных, украшенных причудливыми золотыми узорами.
Возле трона и вокруг него стояли шесть фигур в длинных серых мантиях с капюшонами. Шестеро приветствовали вошедшего низкими поклонами.
– Трон владыки мира ждет! Трон владыки мира ждет! – тихий шепот растекался по зале.
«Трон-владыки-мира-ждет-трон-владыки-мира-ждет», – монотонно пульсировала одна и та же мысль в склоненных головах. Больше ничего не пробивалось сквозь эту пульсацию.
Тот, чьими глазами видел и чьими ушами слышал Тимофей, был доволен подарком.
– Алмазный трон незыблем, как этот мир и власть владыки мира! Да будет так! Да будет вечно! Да будет вечно!
«Трон… незыблем… мир… власть… владыки… так… вечно… вечно…»
Тот, кем был сейчас Тимофей, уже почти не прислушивался к чужим мыслям. Он любовался троном, сложенным из сияющих самоцветов. Таким прекрасным и незыблемым. Вечным.
Он подошел к трону. Он взошел на него.
Он повернулся к трону спиной.
– Да будет вечно!
«…будет… вечно…»
Торжественная обстановка его расслабила. Блеск каменьев – ослепил. Раболепие и благоговение слуг, умело прикрывшихся нарочитым уничижением и пустым хвалословием, обмануло.
Да и чего ему было опасаться теперь, когда мир живых покорен, когда все обиталище жалких людишек распростерто у ног нового владыки, поднявшегося из чертогов смерти. Разве кто-то посмеет сейчас? Разве кто-то осмелится? Разве кому-то придет в голову?..
Пойти против?
Против него?!
Он сел на трон.
Чувство опасности пришло слишком поздно. Враждебную магию, упрятанную за холодным алмазным блеском, он ощутил уже после того, как…
Его вдруг цапнуло, сдавило. Всего его. Сразу. Сильно. Крепко.
Скрытые в подлокотниках мощные адамантовые захваты поймали запястья, локти и предплечья. Передние ножки трона впились гранеными зубьями в колени, голени и ступни. Алмазные когти, выдвинувшиеся из широкой спинки, вцепились в бока, грудь, плечи и живот. Череп с хрустом сжало захлопнувшееся, словно мышеловка, изголовье.
Его схватило. Растянуло…
Тулово, голову, руки, ноги…
Все произошло столь стремительно, что он не успел… Ничего не успел. Ни предпринять, ни даже помыслить. Только…
«Да будет вечно!»
Только чужие мысли бились в голове губительным заклинанием.
Сияющий самоцветами трон превратился в алмазные клещи, в адамантовую дыбу…
Прочные лезвия заговоренных ножей-кристаллов разом выскользнули из потаенных пазов и ударили быстрее, чем бьет молния. Отсекли конечности и голову.
…в плаху, выложенную из драгоценных каменьев.
Алмазные колодки рванулись в стороны, раздирая его.
От магии, скрытой под непроницаемой адамантовой коркой и в краткий миг выплеснувшейся из трона, вспыхнули и обратились в пепел одежды. Обычную плоть, наверное, испепелило бы тоже. Только плоть, попавшая в алмазные капканы, обычной не была. Плоть была бессмертной.
Бессмертной и…
И, увы, уже растерзанной на куски.
Перед глазами мелькнул высокий потолок залы, узкое окно, плиты пола…
Срезанная голова в адамантовом венце-захвате катится к одной из шести серых фигур. Фигура сводит раскинутые руки, словно зачерпывая воду, затем опускает ладонями вниз…
Глаза отсеченной головы еще видят тело, с плеч которого она только что скатилась. Тулово, прикованное к трону алмазными когтями-оковами. Лишенное не только головы, но и рук, и ног тоже. Из ран на сияющие каменья хлещет темная кровь.
Перед троном стоит еще одна фигура в длинных серых одеждах. Тоже колдует.
Над стиснутыми адамантовыми клещами и отброшенными в разные стороны руками и ногами творят волшбу остальные четыре фигуры. И разделенным частям уже не дотянуться друг до друга, не слиться воедино.
– Да будет вечно разделено целое… – шелестело в зале. – Да не соединится само собою…
Тот, чья память и чьи чувства были открыты сейчас перед Тимофеем, ощущал, как произносимые вслух заклятия тянут из него силу. Как начинают сохнуть, отдавая ее, его кровь, кость и плоть.
Как его сила мешается с другой, с чужой.
Как из разных сил плетется сложная магическая паутина.
Как материализуется колдовство.
Как обволакивает, стискивает, заключает в себя.