Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки

— Вы совершенно правы, ваше сиятельство, — соглашаюсь я.

Надеюсь, он всё-таки вернется к русскому языку. Хотя если я снова чего-то не пойму, он наверняка спишет это на глупость провинциальной барышни, не желавшей утруждать себя уроками.

— Ну, вот, так гораздо лучше, — он поправляет подпругу и настаивает на том, чтобы проводить меня хотя бы до дороги, по которой мы приехали в лес.

Лошади идут неторопливо, и ни Елагин, ни я не подгоняем их.

— Раз вам не пришлось по вкусу сегодняшнее развлечение, надеюсь, хотя бы завтра мне удастся порадовать вас. Вы любите поэзию?

Я осторожно отвечаю:

— Да, разумеется.

Это очень зыбкая почва. Боюсь, если я назову ему своих любимых поэтов, он вынужден будет признать, что даже не слышал о таковых. Нет, всё-таки стоило в школе и в универе уделять внимание творчеству поэтов более ранних веков.

— Завтра нас ожидает музыкально-поэтический вечер. Я представлю вам талантливейшего поэта, и надеюсь, вы не останетесь равнодушной к его творчеству.

— А вы сами, ваше сиятельство, не пишете стихи?

На его губах снова появляется улыбка.

— Нет, Вера Александровна. Я люблю поэзию, но даже чужих стихов помню слишком мало. Я восхищаюсь умением других людей плести из слов причудливые кружева. Сам я на такое не способен. Хотя еще в раннем детстве мой дядя пытался пробудить во мне поэтический дар, но у него мало что получилось. И он ограничился тем, что заставлял меня учить хотя бы чужие стихи — он полагал, что это укрепляет память. Не могу сказать, так ли это, но некоторые стихотворения из детства я помню до сих пор.

— О, это очень интересно, — вежливо говорю я. — Может быть, вы прочитаете что-нибудь?

— Боюсь, вы перемените свое мнение, если услышите, какую чепуху я запомнил накрепко.

Он прокашливается и начинает:

«На рассвете лучик Заглянет в окно,

Змея приласкает,

Что уснул давно,

В зеркало посмотрится

И ускачет прочь,

Тайны выдавая,

Что скрывала ночь».

Я хлопаю в ладоши и смеюсь:

— Ваше сиятельство, признайтесь, вы сами их написали!

Он ужасается:

— Ох, нет, клянусь вам, что это не так! Я понятия не имею, кто автор этих слов, но мой дядюшка отчего-то очень любил это стихотворение.

Он тоже смеется.

Мы выезжаем на дорогу. Я почти жалею, что это случилось так быстро. Разговор только-только коснулся старого князя Елагина.

Но молодой князь уже откланивается, дозволяя мне вернуться в поместье одной.

— Да, Вера Александровна, — если вдруг заскучаете в одиночестве, милости прошу в мою библиотеку. И если будете искать себе чтение, настоятельно рекомендую полистать книжку нашего завтрашнего гостя. Возможно, вы еще не слышали о нём. Но уверяю вас, вам понравится.

Мы уже разъехались метров на десять, и мне приходится повысить голос, чтобы спросить:

— Вот как? И как его фамилия?

Конь князя уже рвется на звук охотничьего горна. Его сиятельство натягивает поводья и кричит мне в ответ:

— Пушкин!

27. Ремесло сыска

До особняка я добираюсь без приключений. Передаю коня единственному оставшемуся на рабочем месте конюху, который на охоту не попал в силу почтенного возраста, и бегу в свою комнату.

— Охти ж, барышня, случилось чего? — пугается Арина.

Я плету ей что-то про головную боль. Девушка, продолжая охать, помогает мне сбросить охотничий костюм и надеть милое платье из кремового муслина — слишком простое для вечернего торжества, но как раз подходящее для дневных прогулок.

Горничная не успокаивается, пока не приносит мне травяного чаю. Приходится выпить целую чашку.

Когда Арина, наконец, оставляет меня в одиночестве, я смотрю на часы. Охота в самом разгаре. А после нее, насколько я понимаю, прямо в лесу состоится что-то вроде того, что мы называем пикником. Погода к этому располагает — на небе ни облачка.

И всё-таки медлить нельзя.

Я выскальзываю из комнаты и уже через пару минут стою перед дверью в кабинет Елагина. Никто из слуг мне по дороге не попался. Оно и понятно — многие из них сопровождают хозяев на охоте, другие же трудятся в поте лица на кухне, готовя еду на такую ораву гостей.

Я берусь за ручку двери, дергаю раз, другой. Дверь заперта!

Я могла бы и раньше подумать о таком препятствии. Вполне естественно, что уехав из дома на целый день, князь запер свой кабинет. Человек при такой государственной должности должен проявлять благоразумие.

Достаю из волос шпильку. Герои шпионских и детективных фильмов при помощи такого нехитрого инструмента легко открывали любые двери. Но то ли я плохой взломщик, то ли замки в девятнадцатом веке совсем другие, но и спустя четверть часа я стою там же, где и стояла — в коридоре.

Я едва успеваю отскочить от дверей, когда слышу чьи-то шаги на лестнице. Молоденький лакей с подносом, на котором стоит графин, наполненный прозрачной жидкостью (водой или водкой, не разберешь) застывает в двух шагах от меня, всем своим видом выражая готовность быть мне полезным.

— Простите, я забыла, как пройти в библиотеку, — отделываюсь я вдруг пришедшей на ум фразой из кинофильма.

Библиотеку я могу посетить на законных основаниях. Елагин сам предложил мне именно там бороться с одиночеством.