Княжич, князь

– И с охотою. В верхнем граде скоро вовсе перестанут колодези глубокие в скале бить. Уж второе хранилище водное закладывают, куда вода из Змеяны нашей поднимается: тут тебе и трубы, и колеса прехитрые с цепями да рычагами, и всякое иное учинено, чему даже и названия не ведаю. Все то – Держановы задумки. У стрельцов дружины моей ручницы, устроения доселе не виданного – такоже. А уж замков разных да забавок для детворы просто не перечесть… Вижу, сыне, теперь сам порываешься что-то сказать. Добро, говори уж.

– Отче Варнаво, да не я един все то сотворил – там и мастер Байко работал, и мастер Веденя, и дядя Никанор, и Мишата… Во многом же я и вовсе только помощником был.

– И опять помяну добродетель скромности, – добродушно заметил игумен. – А нынче над чем трудишься, княжиче?

– Дом призрения общинный есть у нас. Престарелые ратники одинокие да увечные, иные калеки. Мастер Веденя да я как-то раз для них особливые запоры дверные делали, а потом еще ухищрения разные для нужника теплого…

Он опять смутился.

Отец Варнава одобрительно наклонил голову:

– Доброе дело. И отнюдь не постыдное.

– Ага. У кого руки нет, у кого ноги, а то и обеих…. Я только тогда стал понимать, сколь же тяжелы им в жизни обычные дела. И подумал: вот бы каждому увечному новые руки-ноги сотворить! Чтобы не на деревяшках да с клюками, как допрежь. Когда мы с отцом в начале прошлой осени в Сурожск ездили, там у меня вдруг зуб коренной страсть как разболелся. Отец кинулся доброго лекаря искать, ему присоветовали спросить в иноземной слободе некоего герра Корнелиуса. Помню, вышел он к нам, расспрашивает меня участливо, а я всё на его ноги посматриваю и думаю: а отчего это он в сабатонах? Это, отче, ножные доспехи такие. А уж после того, как он мне питья какого-то дал да зуб вырвал, отец разговорился с ним и выяснилось, что у герра Корнелиуса ниже колен ног-то вовсе нет. Обеих. И то не сабатоны были, а ноги железные, мастерами германскими сработанные.

Кирилл вдруг почувствовал, как сердце заколотилось в его груди и правый висок откликнулся пульсирующей болью.

– Лязгающие Сапоги, – прошептал он еле слышно. – Лязгающие Сапоги…

– Ага, – кивнул ему Держан, – они и вправду лязгали при ходьбе. А мне, отче, тогда же на ум пришло: так ведь можно и руки подобные сделать, ну хоть для простейших действий – дверь открыть, взять что-нибудь. Над этим и думаем сейчас с мастером Веденею. Правду сказать, трудно дело идет. Руку-то саму для первой пробы уже мастерить начали, да проку от нее покамест маловато – еще только пребываем в спорах о том, как заставить ее пальцы сжимать.

Кирилл поднял голову, встретившись с внимательным взглядом отца Варнавы.

Глава VII

Келейник перегнулся из окошка и осмотрелся по сторонам. В быстро темнеющем небе беззвучно носились летучие мыши. Воздух посвежел, звуки со двора сделались по-вечернему отчетливыми.

– И прикрывай уж окошко, брат Илия, – негромко попросил отец Варнава. – К ночи идет.

Пламя свечей пробежало в веницейских стеклышках сходящихся оконниц, разноцветными пятнами отражений скользнуло по лицу игумена – он прищурился:

– Витязь наш где сейчас?

– Я видел, княжич Держан его в кузницу повлек, обещая показать там что-то этакое. По его словам – что-то невероятно интересное.

Келейник набросил на створки крючок, добавив:

– Вот и еще одна ниточка сыскалась, отче. Это я уже о...

– Так и разумею. Спасибо отцу Паисию – то его мысль была, чтобы князю всё на бумаге излагать неупустительно.

– Далеко сейчас, наверное, наш отец Паисий.

– Да, брат Илия, очень далеко. К делу вернемся. В Сурожске кто у нас есть? – отец Варнава вскинул голову, припоминая. – Так… Подворье Сретенской обители, настоятель… запамятовал имя его, из новых он.

– Игумен Вассиан.

– Вспомнил, верно. Достань-ка, брате, мой дорожный ларчик. Сейчас отпишу ему – пусть братия надзор непрестанный учинят за этим герром Корнелиусом. Заутра же князя Стерха попрошу, дабы гонца отрядил.

– Подворье невелико – может статься, помощники им надобны будут, отче.

– Пока своими людьми обойдутся, а там поглядим.

Он задумался и тихонько побарабанил пальцами по краешку стола:

– Кто же ты такой, герр Корнелиус-Лязгающие Сапоги? Кто ты?

***

– Может, пойдем уже? – спросил Кирилл со слабой надеждой. – Насмотрелся я, спасибо. Да и пить мне что-то захотелось.

– Как это – пойдем? – удивился Держан. – Ты что? Сейчас как раз самое интересное начнется! А попить вон там можешь…

Не отрывая жадных глаз от огненного зева кузнечного горна, он ткнул большим пальцем за спину, где у двери на низком толстоногом стольце располагался двухведерный бочонок, увенчанный перевернутым ковшиком.

По знаку мастера один из подмастерьев перестал работать мехами. Гул в вытяжной трубе утих, а ослепительное сияние углей померкло. Его напарник пошуровал кочергой в их глубине, выковырнув оттуда раскаленную почти до подсолнухового цвета железную чушку. Сам же мастер Веденя, ранее представленный Держаном с большим восторгом и пиететом, ловко ухватил ее клещами и потащил на наковальню.