Княжич, князь

Кирилл растерялся. Отец Варнава поймал его взгляд, кивнул поощрительно. Князь Стерх улыбнулся одними глазами, проговорив негромко:

– Привыкай к чину – князь ты.

Склонив голову, Кирилл непослушными пальцами взялся за короткую серебряную ножку и коснулся вина губами:

– Спасибо за честь, княгиня.

Поставил чарку, едва оплошно не опрокинув ее, обратно на поднос. Коротко поклонился в сторону княжича Держана и княжен. Младшенькая поднялась на цыпочки и, прикрывшись ладошкой, оживленно зашептала что-то на ухо старшей. Та дернула ее за край платья, опустила лицо. Исподлобья метнула взор на гостя.

«Как Видана…» – промелькнуло у него в голове.

– Вот и ладно! – подытожил князь Стерх. – Ну а теперь, гости дорогие, банька вас ожидает – в самый раз с дороги-то. А там и к столу попрошу.

Немного сдвинув в сторону взгляд, позвал куда-то за спину Кирилла:

– Ермолай!

– С полудня все готово, княже, – тут же откликнулся жилистый банщик в длинной белой рубахе с закатанными рукавами. – Каменица – докрасна, отцеженные квасы на леднике – и хлебный, и брусничный.

– Вот и ладно, – удовлетворенно повторил князь Стерх. – Веди дорогих гостей.

***

– Вижу, глянулась утица? – княгиня улыбнулась, придвигая блюдо ближе к Кириллу.

– Очень! – подтвердил он с нескрываемым удовольствием и, поколебавшись, решился отрезать себе еще небольшой кусочек. Ну совсем-совсем небольшой. – Дома у нас точь-в-точь такую же начинку учиняли: из лапши гречневой, яиц, лука да потрошков рубленых. Вся душитым жирком утиным пропитана – ух и хороша же! Сколько себя помню, я первым делом до нее добирался да побыстрее как можно больше выесть норовил. Митяю, брату моему старшему, она тоже по душе была – когда маленькими были, чуть не дрались за столом, кому сколько достанется. А доставалось поровну – это уже от отца…

Кирилл смутился, запоздало осознав, что несколько переборщил с воспоминаниями.

Княгиня Радимила еле слышно вздохнула. Укоризненно качнув головой, князь Стерх обратился к отцу Варнаве:

– К разговору старому вернуться хочу. Младший мой, Держан, давно уж мечтает в обучение к вам попасть. Вел я речи о том и с прежним настоятелем обители. Отказал он мне тогда – мал еще, дескать, пусть подрастет. А потом и умер отец Николай-то.

– Погиб.

– Вот как. Не знал. Да хранят покой его Древние со Христом-Богом, достойнейший был человек… Как же так вышло?

– Все мы воины, княже, и каждому его место определено. Младший-то твой к чему наклонности имеет?

Отец Варнава перевел взгляд на Держана, который во все глаза глядел на него, прислушиваясь к беседе.

– Я, отче… – тут же заговорил княжич, воодушевленно взмахнув позабытой в руке утиной ножкой.

Ладонь князя Стерха ударила по столу. Кирилл поперхнулся.

– Рано я начал разговор этот – расти и расти тебе еще, чадо!

Держан побагровел:

– Прости, отец.

– Меня вини, княже, – вступился за него отец Варнава. – Я взор ко княжичу обратил – он и понял его, как дозволение говорить.

Княгиня долила вина из узкогорлого кувшина восточной работы в кубок мужа, ненароком коснувшись его руки.

– Ладно, ладно, – поморщась, произнес князь Стерх. – И я тоже хорош. Мир да любовь. Сказывай, сыне.

Держан облегченно выдохнул. Быстро скользнул глазами по лицам отца и настоятеля:

– Науки люблю. А более всего те, которые говорят о том, каким образом да из чего мир наш сотворен. Еще по сердцу мне устроения всякие и диковины хитрые, что наши умельцы да иноземные механикусы выделывают.

– У него в наставниках и друзьях задушевных – одни лишь мастера из кузнецов либо столяров-краснодревцев, – с едва приметным неодобрением заметил князь Стерх. – Будто ремесленник какой, а вовсе не княжич.

Держан смолчал, но набычился.

– Не серчай, сыне… Правды ради добавлю, отче, что ремесленник-то у меня, похоже, незаурядный подрастает: о прошлом лете приезжал поглядеть на него даже некий мастер иногородний. При котором, помнится, для чего-то маленький старичок-архимандрит пребывал неотлучно. Внимательный такой, глазастый…

Отец Варнава откинулся на высокую спинку стула:

– В академиях наших многие из ученых мастеров-наставников от самого князя Дора род свой ведут. В духовных чадах у меня – князь Боровицкий Константин, зодчий и резчик по камню искуснейший, да боярин Василий из Полядвицы, большой знаток древностей, которые из земли самолично искапывает. Или возьмем отца Паисия, лекаря обители нашей...

– Как же, как же: отменно знаю его. Не просто лекарь – целитель. А уж сколь осведомлен в науках разных!

– Но ведомо ли тебе, княже, что некогда владетельным Маркусом из Аквилеи новоримской был возведен он в рыцарское достоинство?

– Однако... Не рассказывал о том отец Паисий.

– А он никогда и никому не рассказывает. Но мне не возбранял. Из придумок своих чем похвалиться можешь, княжиче?

Держан смутился:

– Да по мелочам изрядно набежало – не упомнишь всего враз-то.

– Стесняется он, отче, заслугам своим счет пред вами вести, – пояснил князь Стерх.

– Похвально. Скромность – она в добродетели определена. Тогда ты поведай, княже.