Княжна Мстиславская

После Троицы погода ушла на вёдро, небо чистое, ярко-синее, будто промытое недавними дождями, солнце жарит как в пустыне азиатской. Поля подсохли, казаки пустили коней в карьер по опушкам. Проехав Донской монастырь, перекрестились на золотые маковки церквей.

Решил Егор до полудня поездить, потом перекусить, что в торбы положили, отдохнуть, да обратно ехать. Была у казака мысль, как с Ириной повидаться, хотел обдумать неспешно, подальше от чужого народа.

Вдруг Яша, выскочивший вперёд, осадил коня и вскинул руку вверх. Все тут же остановились. А Бусый слетел с седла, закинул поводья на луку и крадучись, шмыгнул в кусты придорожные. Казаки знали, что делать. Егор с Ефимом коней Арефию оставили, его очередь коноводить, а сами опушкой, хоронясь, двинулись за Яшей. Коня у него быстро к дереву поставили, а сами в лес.

Шагнули без шума и треска шагов с десяток, наткнулись на спину Яши. Тот ссутулился, за кустом рябиновым притаился. Рябина ещё цвела, запах от неё такой вонючий шёл, что даже Ефим Пятница поморщился.

Увидели казаки поляну большую, с другого её краю мужик-оборванец ветки сухие кладёт, на костерок собирает.

- Это Скоба, юродивый московский, - зашептал Яша, чуть обернувшись. - Я его рано утром заметил, на восходе ещё, когда бабёнку с Белагорода домой провожал. Он ковылял возле купецких рядов.

Прищурился Егор, они вёрст восемь от города отмахали, так то на лошадях. А как Скоба тут раньше их очутился? Или юродивый в сапогах-скороходах пробежался, что в индийских странах делают, или, скорее всего, на лошади сюда приехал. Казаки-то крюк давали, вдоль Москва-реки ехали, потом к Донскому монастырю поднялись. Да и ехали не шибко быстро, в карьер всего пару раз коней пускали.

Интересно, что юродивый тоже с утра убрался из Москвы, да не просто так, а на лошади. А по городу ходит калекой, да ещё цепи иногда таскает на себе. Непростой Скоба, ох, непростой.

Юродивый высекал искры, и наконец, пошёл дымок, занялись ветки. Над костерком повесил Скоба котелок - и воды где-то успел набрать, мелькнула у Егора мысль - расстелил на молодой травке тряпицу, выложил туда что-то из торбочки.

- Давайте за Арефием, - тихонько сказал Егор казакам. - Надо коней с глаз убрать. Кто с ними останется?

Ефим хлопнул себя рукой по груди, Егор кивнул.

Казаки ушли. Скоба помешивал в котелке, даже до края поляны дотянулся аромат. Курицу, что ли, юродивый варит?

Подошёл вскоре Арефий, сказал вполголоса, что Яша с Ефимом остался. Они на прогалине наткнулись на ручеёк, возле него отабориться решили, тоже костерок запалили.

Пройдя меж деревьев, Егор с Арефием внезапно появились перед юродивым. Тот услышал рядом шуршание травы, поднял голову и улыбка застыла на лице.

- А ведь ты ждёшь кого-то, дружка своего, или дружков, - Егор заглянул в котелок. Там варился цыплёнок. - Какую траву наложил сюда, пахнет больно уж приятно? Душица что ли?

- Нет, лебанихи немного кинул, - хрипло сказал Скоба и мотнул головой. - Тут её до лешего нынче наросло.

Арефий обошёл костерок - на тряпице початый каравай, две луковки, кусок большой сероватого сала, с прилипшей крупной солью. Тут же фляга из тыковки.

- Что же ты, святой человек, а в постный день сало таскаешь, курёнка варишь? - закачал головой Арефий, соболезнуя греху Скобы. - Ай-я-яй! Духов день ведь нынче!

У юродивого поползла вниз нижняя губа, оскалились жёлтые неровные зубы. По подбородку слюна потекла.

- Кто по лесу ходит без молитвы, тому грехов за неделю не отмолить, - забормотал Скоба.

Он поджал ноги под себя, обхватился руками и начал плести скороговорки, посыпались слова из него непонятные: «Арпетцай, конгарай, трава жёлтая, банрали, подали».

Усмехнулся Егор, Арефий засмеялся.

- Грех мой государь на себя возьмёт, - отчётливо сказал юродивый. - Ваш грех при вас останется!

- Ты нас не бойся, Скоба, - присел рядом на корточках Арефий. - Вот видишь, как мы тебя на чистую воду-то вывели. Испугался ты, что день постный, и начал чепуху плести. А нынче скоромное можно. Не знал ты, а ещё юродивый, люди тебе кланяются.

Обломив веточку березы, Егор прикусил её, хотел попробовать на вкус, сок ещё остался или нет. Посмотрел на юродивого, тот начал потряхивать плечами, видно, вот-вот в падучую свалится.

- Скажи нам, Скоба, кого ждёшь тут? - Арефий вытащил засапожный нож и потыкал цыплёнка, твёрдый ещё: - А падать и слюнями брызгать не надо. Мы же не хабалки московские, какие чудесам верят. Казаки только сабле да зеленому вину верят, и то не каждый день. Иногда и пистолету с ружьём доверяют.

И тут крикнул кто-то, рядом совсем. Казаки и Скоба повернули головы. На поляну вышел Ефим Пятница, рядом с ним шагал мужик самого разбойного вида. Серый зипун, штаны серые, чоботы, шапка овечьей шерсти с ломаной верхушкой. Борода пегая до груди, волосы, в кружок, видать, стрижены, над ушами не болтаются. За плечами мешок, в руке посох, гладкий, давно его носит мужик.

- Заметил его, по опушке шагал, - сказал Ефим. - Я за ним, а он на дымок и прямо к нашему костру и вышел. Сказал, что Скобу ищет, я говорю, провожу, он рядом.