Князья веры. Кн. 2. Держава в непогоду

— Царём ты будешь. Но казнить меня не волен. Всевышний послал мне иную судьбу. Вот спроси у сего ясновидца. — И Гермоген показал на Сильвестра. — Аз хочу одного, чтобы ты отпустил с Богом князя Василия и его братьев. Да скажи об этом сей же час народу. И крови не будет.

— Я не волен отменить приговор Сената, — ответил Лжедмитрий.

— Волен, аз лучше знаю!

— Нет, я всё же велю тебя испытать. Поди, боишься смерти?!

— Боюсь. Да испытай, коль успеешь. Но прежде отпусти князя Василия. И крови не будет, — твёрдо повторил Гермоген.

В это мгновение в Золотую палату вбежал боярский сын Авраамий Бахметьев, доверенный человек Лжедмитрия ещё с Путивля. Он стал что-то шептать царю и, закончив, убежал обратно. Лжедмитрий задумался, потом поднял голову, тронул бородавку на лице и тихо сказал:

— Ты меня убедил: не буду искать крови Шуйского. Теперь иди, а мы тут решим, кому где быть.

— Аз буду ждать, когда решишь, — твёрдо ответил Гермоген.

— Ну жди. — Лжедмитрий сделал шаг, чтобы покинуть Золотую палату, но второй ноги поднять не мог, словно она примёрзла к полу. И тогда Лжедмитрий посмотрел на Сильвестра: — Я вспомнил тебя. Это ты приходил ко мне ночью в Сомборе, ты оставил следы свои и...

— Грамоту от Святых Апостолов, — добавил с улыбкой Сильвестр.

— Иди ко мне служить. Будешь стольничим. Боярство дам.

— Не тщись писать мою Судьбу.

— А мою ты ведаешь?

— Ведаю.

— Говори же!

— Время не пришло. Иди отдавай повеление. Тебя клевреты ждут.

Лжедмитрий поднял левую ногу: ничто не держит, ещё раз поднял, дабы убедиться, и покинул Золотую палату. Сразу же за дверями он увидел Богдана Бельского и Гаврилу Пушкина. Их лица были бледны, в глазах застыл страх.

— Царь-батюшка, беда на пороге, — выдохнул Бельский.

— Народ грозит бунтом! Просит отдать Шуйских! — добавил Гаврила Пушкин. — Толпа заполняет Кремль!

— Где войско? — схватив за борт кафтана Бельского, спросил царь.

— Вкупе с народом, — ответил Богдан. — Торопись, государь, отпустить князей Шуйских.

Лжедмитрий был скор на повеления и на то, чтобы отказываться от оных.

— Мы отменяем казнь Василию. Отправьте его вместе с братьями за Белоозеро! — приказал он Бельскому. Сам же вернулся в Золотую палату к Гермогену и Сильвестру.

Они стояли там же, где Лжедмитрий оставил их. Перебирая словно чётки тяжёлую золотую цепь, царь сказал:

— Нам любезны смелые люди. Мы выполнили твою просьбу, владыко Гермоген: шлем милость Василию и его братьям. Быть им в ссылке на Белоозере.

— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, — только и сказал Гермоген и направился к двери.

— Стой! — повелел ему Лжедмитрий. Гермоген остановился. — Иди к народу и скажи ему о нашей милости.

— Скажу токмо то, что ты Шуйского не казнишь. Но сие милость малая. Да и не милость: россияне тебя побудили. Зачем ссылать, зачем лишать имущества? Отмени и сие!

— Иди, непокорный! Да завтра же явись в Сенате. Там всё и скажешь, а мы послушаем...

Гермоген ничего не ответил, но подумал, что придёт в Грановитую, посмотрит на клевретов Лжедмитрия и скажет им о Шуйском, а ещё чтобы убрали из Кремля иезуитов и их костёл.

Выйдя на красное крыльцо царского дворца и увидя море горожан в Кремле, Гермоген громко сказал:

— Россияне, слушайте! — И стало тихо. — Царь милует жизнь князю Шуйскому!

— Слава Шуйскому! Постоим за воителя! — крикнул близ крыльца торговый человек.

— Но царь не снимает с Шуйских опалы, — продолжал Гермоген, — и ссылает их за Белоозеро. Да, может, в Волчью пустынь. Думайте, россияне. Знаете, чем сие грозит!

— Не сошлёт! Мы из Москвы князей не отпустим! — крикнул всё тот же торговый человек.

— Не тешьте себя надеждами! Вас обманут! — подал голос Сильвестр.

А слова Гермогена о помиловании Шуйских перекатывались и валом прошлись по Соборной площади, к кремлёвским воротам на все стороны, на Красную площадь и дальше, на торжища Китая, на Варварку, в Белый город. В одночасье Москва знала, что по воле Гермогена Шуйским дарована жизнь. А про ссылку на Белоозеро никто не вспоминал, словно это было пустяковое наказание.

Да напрасно поверили россияне Лжедмитрию, играл он с ними. В тот же день дал он наказ своим людям, коим велено было сопровождать Шуйских, похоронить их в глухих лесах за Тверью и концы спрятать в воду. И лишь только на Москву опустилась короткая ночь, как к тюремным башням Кремля подкатили три крытых возка, в них усадили узников князей Шуйских и тёмными улицами увезли из Москвы под сильным конвоем.

Сильвестр в эту ночь не спал, выполнял просьбу Гермогена и кружил близ Кремля, да больше у Кутафьей башни и у Троицких ворот, и наконец дождался того, что ждал, увидел, как из ворот выкатили три возка, верхами выехали стражи и конвой уехал в сторону Ямского поля, через Славскую заставу покинул Москву, взял путь на Вологду, на Белоозеро, а быть может, на Каргополь.

Домой Сильвестр вернулся лишь к утру. Он разбудил Катерину и рассказал ей о всех событиях долгого дня.