– На десять минут? – присвистнув, спросил Дойл.
– Десять минут?
Теперь всеобщее осуждение.
– Он пытался меня задушить.
– Дойл – пацифист. – Большей нелепицы от сестры я никогда не слышал. – Я попросила его пойти привести тебя. Пришел строительный подрядчик. Его прислал Фрэнк. Тебе надо с ним поговорить.
Мы подошли к лестнице. Дойл с обезьяньей легкостью стал подниматься первым. Сестра тронула меня за плечо.
– Это уже слишком.
– Едва не быть задушенным твоим парнем? Отнюдь. Тебе следует чаще приезжать ко мне. Быть почти задушенным – то еще развлечение.
– Десять минут – чересчур даже для тебя, – заметила сестра.
Я сказал, что Дойл преувеличивает, но точно не знал, сколько времени пробыл под водой. Ее руки зашевелились в карманах. Я заметил уголок карты, на котором была изображена нога, заканчивающаяся копытом. Дьявол? Но совсем не такой, как в «Принципах прорицания». Энола засунула карту поглубже в карман.
– Да уж, – произнес я.
Строительного подрядчика звали Пит Пелевский. Грузный мужик с копной седеющих волос. На нем была рубашка в клеточку, а бедра охватывал видавший виды пояс для инструментов. Записи он делал плотницким карандашом. Вся его внешность создавала впечатление надежности и солидности. Впрочем, смягчить удар это не смогло. Каждое произнесенное им слово отдавалось в моей душе болью.
– Сто пятьдесят тысяч, – подвел он итог.
Мой вздох был отчетливо слышен, но он пер напролом, как бульдозер.
– Главную защитную дамбу надо срочно ремонтировать, а еще начинать сооружать террасу. Дом… – Мужчина сокрушенно покачал головой. – Фундамент в ужасном состоянии. Вам придется нанять каменщиков и ландшафтников для того, чтобы укрепить обрыв. Со мной работают парни, но, пока я не переговорю с ними, не смогу сказать, сколько это точно будет стоить, однако рассчитывайте, что понадобится еще сотня тысяч баксов. И это только для того, чтобы все делать по минимуму. – Он постучал карандашом по своему блокноту. – Кроме того, вам стоит поторопиться. Чтобы мы могли заехать грузовиками на пляж, почва должна быть сухой. В противном случае ни о каких земляных работах и речи быть не может.
Я начал задавать конкретные вопросы. Сколько грузовиков? Четыре, если город даст добро. Сколько времени займут земляные работы? От нескольких недель до нескольких месяцев, в зависимости от количества грузовиков. Смогу ли я жить и работать в доме? Только до тех пор, пока ни начнут укреплять фундамент. После этого я пожал ему руку, попросив изложить его соображения в письменном виде, и мы, обменявшись любезностями, расстались.
Когда Пит Пелевский ушел, я оперся спиной о стену кухни возле того места, где висят на крючках ключи. Обои пестрели отпечатками пальцев папы, мамы, меня и Энолы. Их оставляли здесь на протяжении долгих лет, когда вешали на крючки ключи.
Четыре, три, два, один…
– Попроси Фрэнка помочь тебе деньгами, – предложила Энола, сидевшая за кухонным столом.
Она заняла мамино место. Из ее чашки торчала веревочка от пакетика с чайной заваркой. Ложка в руке позвякивала о фарфор. Энола раскачивалась на задних ножках стула.
– Я попытаюсь выцыганить что-нибудь у Исторического общества. Вдруг у них окажутся свободные гранты на реставрацию зданий, имеющих историческое значение.
– Мне кажется, на это уйдет уйма времени, – сказала сестра.
– В получении грантов я поднаторел. До недавнего времени я только этим и занимался.
– Лучше попроси у Фрэнка. Он наверняка даст.
– Я бы предпочел у него не просить.
– Почему?
– А тебе какое дело?
Я мог бы высказать ей все, что о ней думаю, – очень горькие и обидные вещи, которые я собирал и каталогизировал на протяжении многих лет.
– Ну, не знаю… Папа жил в этом доме… Я жила…
– Но больше не живешь.
На полу виднелись следы от моего стула, а вот одеяло в пятнах – это ее дело. Она бросила здесь свою одежду и одноглазого плюшевого мишку.
– Но я все равно считаю этот дом своим.
Сунув руки в карманы, Энола принялась перебирать там карты.
Ладно. Поиграем в открытую.
– Ты ведешь себя странно из-за карт. С одной стороны, ты все время с ними возишься, а с другой – порвала ту картинку в моей книге.
За нее ответил Дойл:
– В последнее время у нее вместо нормального гадания получаются жуткие предсказания разных бед.
– Черт тебя побери, Дойл!
Энола в сердцах топнула ногой. Ножки стула заскрипели на линолеуме.
– Я не говорю об этом, значит, и ты не должен.
Хлопнув кухонной дверью, сестра выскочила на задний двор.
Дойл скривился. На лице дернулся кончик щупальца – тени вперемешку с чернилами.
– Она стала очень обидчивой.
– Давно?
– Месяца два.
Блин! У меня осталась неделя.
– А с чего бы это?
– Говорит, что переживает.