Книга домыслов

Пибоди оказался совершенно прав насчет Нью-Касла. Торговая гавань. Купцы и перевозчики приплывали в верховья реки с немалыми деньгами на руках. Скототорговцы вываливались из «Заячьего угла», заполняя собой кривые улочки голландских кварталов. До войны город был столицей колонии, но из-за интервенции Британии и жарких сражений вокруг Филадельфии местное правительство перебралось в Дувр, оставив город пребывающим в меланхолии. Для труппы бродячих циркачей ищущие развлечений горожане были просто подарком судьбы.

Амос и Рыжкова работали с утра и до ночи, и только тогда наплыв посетителей наконец схлынул.

– Те, кто предпочитает жить прошлым, очень интересуются будущим, – сказала Рыжкова, попивая из кружки пенистое пиво, поданное Амосом.

Его наставница имела слабость к горькому пиву.

– Они хотят, чтобы будущее стало похожим на прошлое.

Взгляд старушки смягчился, глаза приобрели стеклянный блеск. Вскоре она уже мирно похрапывала, растянувшись на матрасе.

Амос осторожно укрыл ее одеялом и отставил в сторону кружку так, чтобы не разбудить мадам Рыжкову. Последний посетитель выпровожен. Других дел у него не было. Лохань Эвангелины вычерпана, и все готово к завтрашнему отъезду рано утром. Парень решил, что сейчас у него есть шанс.

Когда Амос искал карты, он не думал, что обманывает свою наставницу или что нарушает данное им обещание. Карта, которую он выбрал, имела не столь явное значение, как Любовники, и Амос надеялся, что она не напугает Эвангелину. Карта Силы. Красивая женщина положила руки на голову льва. Зверь смотрит на нее с обожанием, в то время как женщина одновременно приголубливает его и подчиняет себе. Амос вытащил карту из колоды и уже собирался закрыть крышку шкатулки, но, подумав, прихватил еще и Королеву Мечей. Черноволосая статная женщина была очень похожа на Эвангелину. Так будет лучше. Так она скорее поймет.

С того дня, как он издал режущий слух звук, Амос много раз пытался заговорить, но только окончательно удостоверился в том, что не способен издавать членораздельные звуки. Сначала Пибоди обрадовался и даже предложил свою помощь, когда застал однажды Амоса что-то сипящим за бархатной занавесью у себя в фургоне. Пожилой мужчина уселся напротив парня и попытался объяснить, как следует издавать звуки, используя мышцы живота для выталкивания воздуха.

– Это похоже на кузнечные меха, – сказал он, похлопывая себя по животу.

Живот Пибоди надувался и опадал, но, когда Амос попытался проделать то же самое, с его губ сорвалось лишь противное шипение. Как он ни старался, лучше все равно не выходило. Они пытались жужжать, свистеть, гудеть. Пибоди пришел к выводу, что именно язык – виновник немоты Амоса.

– Язык не пускает звук, рвущийся из груди.

Он показал, как, широко открыв рот, вертеть языком. Амос вспомнил, что точно такие движения проделывает лама перед тем, как плюнуть. Язык парня, впрочем, отказывался подчиняться его воле.

Энтузиазм Пибоди вскоре угас.

– Упражняйся, сынок. Наберись терпения, – сказал он ему перед сном.

Потерев глаза, Пибоди повесил шляпу на медный крючок, вделанный в стену над его кроватью. Бархат уже порядком поистерся на сгибах полей шляпы. Амосу вдруг представилось, что внутри его горло выглядит не лучше – больным и немощным.

– Никто ничему за один день еще не научился. Не стоит падать духом, – сказал старик, а затем открыл свой журнал и принялся записывать в него события минувшего дня.

Карты Рыжковой были наилучшим способом выразить свою мысль. Зажав выбранные карты в руке, парень почувствовал, как решимость, подобно лютому голоду, зарождается в его сердце.

Лохань Эвангелины, никем не охраняемую, выставили просыхать до отхода ко сну ее обитательницы. Амос всунул краешки обеих карт между досками так, чтобы они стояли вертикально, и опустил чуть ниже промасленную ткань, опасаясь, что карты может заметить кто-нибудь посторонний. Сделав это, он направился к фургону, в котором перевозили маленькую лошадку, и уселся в дверном проеме, ожидая возвращения Эвангелины. Он жалел, что не догадался прихватить для Лакомки яблоко, но лошадка, судя по всему, довольна была уже тем, что ей гладят мордочку, и ничего не имела против того, что от Амоса воняет жженым шалфеем. Парень пытался унять нервную дрожь в руках, поглаживая лошадь по гриве.

Через полчаса к его укрытию подошел Бенно. Нью-Касл вымотал акробата. Куда и подевалась пружинящая походка атлета – он теперь шел, шаркая, словно старик. В последнее время Амос часто видел, как его друг работает, вертится колесом, перескакивая с ног на руки и обратно, и так до бесконечности. То и дело ему приходилось ходить на руках либо стоять на одной руке. Хотя со стороны казалось, что для него все это не составляет особого труда, на самом деле он сильно уставал.

Бенно уселся рядом с Амосом, свесив ноги с края фургона, и принялся махать ими.

– Мне кажется, ты слишком много времени проводишь, наблюдая за птичками, – сказал он.