Маклин что-то пробормотал насчет свечки и мусора на полу.
– Господи, каким же надо быть идиотом, чтобы залезть сюда со свечкой!
Вместо ответа Маклин закашлялся, сморщившись, когда грудную клетку пронзила острая боль. Он от предыдущего-то пожара толком не отошел, а тут еще вот это.
– Дело не только в свечке. Все загорелось слишком уж быстро. Языки голубого пламени вдоль стен – никогда ничего подобного не видел.
– Голубого пламени? – Барроуз задумался. – С желтоватым оттенком? И вы говорите, что жарко было еще до пожара?
Маклин кивнул.
– А серой случайно не пахло?
Маклин не был уверен, чем там пахло. В его голове все смешалось. Ему не следовало здесь находиться, нужно было попросить выходной. Возможно, месячный отпуск. Или отправиться в больницу – только больница сейчас пугала его даже больше, чем работа.
– Пожалуй, пахло, – наконец подтвердил он. – Тухлыми яйцами.
Барроуз окинул взглядом руины, развернулся и пошел в сторону. Маклин следовал за ним. Дойдя до ближайших кустов, пожарный принялся долбить землю каблуком. Через какое-то время он подобрал в образовавшейся ямке кусок блестящего черного камня и понюхал его.
– В этой местности копали уголь еще при римлянах. Возможно и раньше. – Он протянул камень Маклину. На ощупь камень оказался теплым, впрочем, учитывая недавно бушевавший здесь пожар, это было неудивительно. Поднеся его к лицу, он тут же безошибочно ощутил серную вонь. Обожженному горлу она не понравилась, Маклин уронил камень и согнулся в припадке кашля, продолжавшегося, пока он не выкашлял густой ком мокроты.
– Прошу прощения, мне надо было сообразить, – виновато сказал Барроуз. – Ожог дыхательных путей – штука еще та.
– А при чем тут уголь? – поинтересовался Маклин, когда к нему вернулся голос. Он наступил на оброненный камень и пинком отбросил его.
– Ну, во-первых, здесь все кругом изрыто с незапамятных времен. Шахты, штреки, все такое. Потом, в земле осталось еще полно угля. Если ехать отсюда в сторону Билстона, там будет целое месторождение, долина чуть ли не до половины заполнена углем. Но с ним тоже не всегда все просто. Уголь может залегать, скажем, под старой свалкой, или слой оказывается газоносным. Слышали про взрывы метана в шахтах? Думаю, именно это здесь и случилось. Ну и плюс еще подземный пожар. Могло гореть годами, а никто ничего и не заметил. Земля как следует прогрелась, газ начал сочиться сквозь трещины, дошел до цементного пола фабрики. Наружу он мог выходить только там, где пол соединялся со стенами. Стоило поджечь – и вот они, языки синего пламени вдоль стен. Вы там, наверное, как в духовке себя чувствовали.
– И на других фабриках то же самое? – Маклин знал, что услышит в ответ, но спросить следовало.
– Нет, на других – вряд ли. Стоит, конечно, посмотреть старые карты и схемы горных работ. Но… все равно нет. Я понимаю, как такое могло случиться здесь. Но в городе? Невозможно. Так или иначе, мы не знаем, что послужило непосредственной причиной остальных пожаров.
– На той фабрике, что в Слейтфорде, бродяги развели костер в помещении администрации, – возразил Маклин. – Странно, что вы не упомянули об этом в отчете.
– Разве? – Барроуз снял каску и задумчиво поскреб лоб. – Сказать по правде, скорее всего, забыл. Зима для меня – не самое легкое время.
– Вы не любите холод?
– Нет, инспектор. Слишком много пожаров.
Маклин выдавил улыбку, и тут его посетила еще одна мысль:
– А ваша фамилия – именно Барроуз? – уточнил он. – Через «а»?
Пожарный дознаватель посмотрел на него с недоумением, потом кивнул:
– Да, именно так.
– У вас в роду никогда не писали ее через «е»? Знаете, был такой писатель, Эдгар Райс Берроуз?
К недоумению на лице Барроуза прибавилась озабоченность:
– Насколько я в курсе, нет. А почему вы спрашиваете?
– Да ничего особенного, – успокоил его Маклин. – Так, наитие.
Тело сержанта Джона Нидхэма нашли час спустя. Во всяком случае, Маклин полагал, что это Ниди – для формального опознания потребуется проверить зубную карту или взять пробы ДНК из обугленных костей. Он лежал ничком, обнимая руками кучку золы – все, что осталось от его вожделенной книги. Униформа сгорела дотла или спеклась в неразличимую массу с кожей и мышцами. Даже золотая цепь на шее расплавилась, превратившись в драгоценный шлак. Лишь висевший на ней тяжелый круглый медальон валялся рядом с телом.
Стараясь не прикасаться к телу до того, как приедет патологоанатом, Маклин стал рыться в карманах в поисках пакета для доказательств или резиновых перчаток, чтобы поднять медальон. Тогда-то он и осознал, что тонкая полоска ткани, оторванная от платья Керсти, пропала. Он попытался восстановить в памяти произошедшее. В подземной часовне полоска была с ним, а что дальше? Он вспомнил, как сжимал ее в пальцах. А потом она исчезла. Сгорела в пламени. Последнее, что осталось от Керсти. Означало ли это, что о ней пора забыть?