Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Я уже говорил вам о „вонючей конопле“. Летом обычно ее не видно, разве что иногда ее можно заметить на южном склоне какого-нибудь холма. Однако в сезон Становления осени — лицю[263] она вдруг вылезает из комочков земли или появляется между битых кирпичей и черепицы. Растет она отдельными кустиками, которые пышно разрастаются ближе к холодам, то есть поздней осенью. Давно известно, что этот вид конопли использовали в качестве лечебного средства. Собирают растение в послеосеннюю пору, выдергивая из земли вместе с корнем, потом разбрасывают по крыше дома, где она сохнет, а после того, как ее ударит крепкий иней, коноплю собирают и хранят для будущего использования, причем особенно ценятся листья. Кроме конопли, в качестве лекарства использовались также стебельки полыни, листья одуванчика и золотистой лианы. Из этих растений делали настой, которым промывали нижнюю часть тела.

Мой лекарь привел меня в дом вовсе не как своего гостя, а как слугу, которой должен был исполнять все хозяйственные обязанности. Получалось, что я собственными руками рыл себе могилу, в которой должен был себя похоронить. Мне к тому времени исполнилось семь лет, и я уже многое понимал. На сердце у меня было очень тяжело, а сколько слез я тогда пролил!..

Лекарю надо было еще достать два куска свиной печени с желчью, что для него не представляло никакого труда, поскольку его домочадцы, кроме оскопления людей, закалывали свиней и кастрировали коней. В общем, их профессия отличалась большим многообразием, и они имели широкие связи с местными кондаками. Да, вот еще что: лекарь должен был еще сварить два куриных яйца вкрутую, причем чем круче, тем лучше.

Вспоминаю, как я в детстве вместе с отцом пас овец, а после новогодних праздников мы гнали скотину на бойню, где отец подрабатывал в качестве наемного рабочего. Эта малопрестижная работа входила в круг его прямых обязанностей. Овцы, приближаясь к бойне и чувствуя запах крови, приходили в страшное беспокойство, поэтому их нужно было тащить силой, иначе они не шли. Я помогал отцу тянуть животных на заклание. А вот теперь пришел мой черед идти на бойню. Только в отличие от овец я, кажется, потерял все силы для сопротивления. Находясь будто в дурмане, я ополоснул низ живота, выпил чашку жидкости, настоянной на конопле, и без всякого сопротивления лег на доску, безропотно ожидая своей участи. После заключения договора ни я, ни мои родные не имели никакого права вмешиваться в происходящее. Я понимал, что плакать (хоть ты умри!) не имело смысла, приходилось молча терпеть… Моя мать умерла, едва я появился на свет. В семье до меня уже были братья и сестры, словом, я был как бы лишним. Могла ли такая бедная семья прокормить еще один рот? Я лежал на кане, а в моей голове вертелись все эти грустные мысли.

Выпив конопляного настоя, я впал в забытье. Моя голова отяжелела, а тело будто раздулось и одеревенело, потом каждую его частичку стала бить дрожь… В детстве я любил поозорничать. Помню, разные трюки я проделывал со змеей. Я выковыривал из курительной трубки никотиновую жижу и засовывал ее в змеиную пасть, отчего у змеи начинались судороги. Кажется, я сам напоминал теперь такую змею, проглотившую табачную слизь… Помню еще окно, заклеенное старой замусоленной бумагой, из-за чего в комнате обычно царил полумрак, но теперь она была наполнена солнечным светом. Значит, пришло мое время…

Инструмент для оскопления.

Мне стянули руки и ноги, я послушно позволил привязать мое тело. Ветхой обмоткой мне завязали глаза, присыпали золой от конопляной соломы область мошонки и обсыпали ею доску, на которой я лежал; я не сопротивлялся. Лекарь разрезал кусок свиной печени на две части и один положил возле изголовья вместе с двумя заранее очищенными яйцами и ячменным стеблем. Теперь все было готово для совершения операции. Каждая частица моего тела трепетала. Мне вдруг показалось (не знаю почему), что в комнате похолодало. Мои зубы выбивали дрожь.

Операция состояла из двух этапов. Сначала лекарь удалил яички, для чего с левой и правой стороны мошонки он сделал поперечные разрезы (именно поперечные, а не продольные), после чего перерезал мышцу и принялся выдавливать яички наружу. Боль при этом была нестерпимой, а потому лекарь прибегнул к особому приему. После разрезания мошонки, но прежде чем удалить яички, он засунул мне в рот вареное яйцо, так что я не мог издать ни единого звука. Я не только не мог кричать, я чуть было не задохнулся. Мое тело напряглось, а нижняя часть живота выпятилась и стала походить не барабан. В тот самый момент, когда я собрал последние силы, чтобы оказать сопротивление, лекарь принялся выдавливать яички. После этой операции он приложил к обоим надрезам по куску свиной печени, как можно плотнее к ране, чтобы остановить кровотечение и предотвратить дальнейшее воспаление. Я покрылся холодным потом, мне казалось, что капельки пота пропитали каждый волосок на моей голове. Я потерял последние силы.