Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

Парадно-ритуальное облачение древнекитайских государей (реконструкция по материалам художественных произведений III–VIII вв.).

Лишь Сыма Цянь, хорошо знавший генерала, нашел в себе мужество защитить Ли Лина и его мать. Он заявил, что, по-видимому, Ли Лин был вынужден так поступить по тактическим соображениям. Защитительная речь историка вызвала гнев императора.

«И вот однажды случилось, что я был вызван к допросу во дворец, и в этом смысле построил всю речь о заслугах Ли Лина, — писал Сыма Цянь. — Хотел я этим расширить, как смог, кругозор государя, конец положить речам тех сверкающих злобно белками людей. Но выяснить все до конца мне так и не удалось». Сыма Цяня обвинили в намерении ввести императора в заблуждение и после шестимесячного заключения приговорили к позорному, но обычному при дворе наказанию — кастрации.

С содроганием вспоминал историк время, проведенное в тюрьме: «И вот я, представьте, сижу со связанными руками, ногами, с колодкой, веревкой на шее и с голою кожей, ничем не прикрытый, палками бьют меня, прутьями хлещут; я заперт средь стен, что окружают меня».

Известно, что после освобождения из темницы (это произошло, по всей вероятности, в 96 г. до н. э., когда У-ди объявил всеобщую амнистию) Сыма Цянь как человек, наделенный литературным даром и нужный Сыну Неба, чтобы прославлять его деяния, был назначен на должность хранителя императорской печати и руководителя императорской канцелярии — чжуншулина. «Дозволяется ему работать с древними книгами, входить в любое время с докладом к императору. Жалованье ему положить тысячу даней (дань — мера сыпучих тел, равная одному гектолитру. — В.У.) зерном», — говорилось в эдикте императора У-ди. Но «почетная должность» была для Сыма Цяня лишь постоянным напоминанием о перенесенном унижении и позоре (согласно обычаю, хранителем печати императора мог быть только евнух). Как ни старался он забыть о своем позоре и успокоиться, что-то постоянно напоминало ему об этом, и прежде всего — изменения в организме после кастрации: Сыма Цянь располнел, голос у него стал высоким, красивые борода и усы, которыми раньше он так гордился, постепенно пропали. Цветущий мужчина превратился в женоподобное существо.

В китайском романе XVII в. Ли Юя «Жоу путуань» («Подстилка из плоти») автор пишет: «К счастью, еще в далекой древности жили совершенномудрые люди, способные, как говорится, „разверзнуть Небо и Землю“. Кто-то из них, как видно, и придумал любовное чувство между мужчиной и женщиной и подарил его людям, дабы те ослабили свои тревоги и развеяли печали и всяческие заботы, в общем, чтобы не слишком скорбели бы они душой. Но уже в те далекие времена некоторые ученые конфуцианцы заметили, что женское лоно дарует не только радость новой жизни, но порой несет и погибель. Правда, другие, не менее сведущие в земных делах мужи, утверждали обратное: если бы не было-де в жизни подобных удовольствий, у множества людей волосы поседели бы на много лет раньше, а годы их жизни, несомненно, сократились. Возможно, вы и не поверите этим словам. Но вот взгляните на монахов. Среди них есть иноки, коим уже за сорок, а то и все пятьдесят, между тем седина, кажется, даже не тронула их волос, у иных же, чьи годы перевалили за семьдесят и даже восемьдесят, стан все еще остается прямым — нисколько не согнулся! Позвольте спросить: а почему? По словам мужей многоопытных, сие явление объясняется тем, что „ушедший из семьи“, прекрасно представляя свою дорогу в жизни, ведет себя как простой смертный. Он, к примеру, не прочь завести любовную интрижку с красоткой, а глядишь, порой и порезвиться с юным послушником. Заметим, однако, что если ему не удастся сохранить первозданный дух и укрепить свои корни, значит, не иметь ему никакого долголетия.

Дворец Небесной Чистоты в Гугуне.

А теперь присмотримся к евнухам, живущим в столичном граде. Им, как известно, не дано блудить с женщиной или развратничать со своими учениками. Куда им! Ведь нет у них главного — того самого орудия, которое помогает человеку в любовных утехах. На первый взгляд покажется, что при столь суровом посте, выпавшем на их долю, они могли бы прожить никак не меньше нескольких сотен лет. Если так, то почему же лицо скопца изборождено множеством морщин? Ведь их у него куда больше, чем у других! И почему у него так рано побелели волосы? Скопца обычно величают „почтенным родителем“, однако куда уместнее называть его „почтенною матушкой“. Не так ли?