Сначала он попытался засунуть тела животных в какой-то сосуд, который ему подвернулся, но посудина оказалась слишком мелкой, поэтому пришлось взять большую глиняную миску. Вэй поставил ее на три камня и развел под ней огонь из сучьев, которые собрал вокруг. Мясо зверей варилось долго, но, в конце концов, стало достаточно мягким. Без особых усилий он содрал с мяса кожу, и в нос ему ударил необыкновенно нежный аромат. Вэй сменил воду и принялся варить снова. К вечеру мясо вполне разварилось. Оно приятно пахло и было сладковатым на вкус. Вэй наелся до отвала. Потом он заварил себе настой из кипарисовых листьев и, напившись вдосталь, улегся спать. Посреди ночи он почувствовал странный зуд во всем теле. В пятую стражу тело покрылось липкой испариной, издававшей омерзительный запах. Он еле дождался рассвета. Поднявшись с ложа, он налил в глиняную миску воды и, подогрев ее на огне, помылся, после чего почувствовал себя значительно лучше. К середине дня он заметил, что чирьи на коже вдруг зарубцевались, а на их месте образовались шрамы, однако спустя три-четыре дня исчезли и они. Кожа стала ослепительно белой и чистой, куда чище, чем была раньше, что немало его удивило. Странно было и то, что все это время он не чувствовал ни голода, ни жажды. Он ощущал в себе необыкновенную силу и крепость во всех своих членах. И все же пора было подумать о пище. Он отправился на поиски кореньев шаньяо и купены.
Прошло еще два дня, и вот, наконец, появился старый даос с кулем риса на спине.
— Ну как твои чирьи? Никак зажили? Так скоро? А чем ты питался все это время? — забросал его вопросами монах.
— Кое-что нашел в горах, вот так и утолял голод!
— Я сказал тебе, что вернусь дня через три-четыре, но пришлось задержаться, так как искал для тебя снадобье от чирьев, а они вдруг сами исчезли. Не иначе тебе удалось найти какое-то зелье!
Вэй не стал таиться от монаха и все ему рассказал.
— Жаль, очень жаль! — вздохнул монах. — Я охранял этих зверей свыше тридцати лет, а ты их прикончил! Вот уж не думал, что на такое способен! Истинно говорится: «Вещь полезная, а истрачена впустую».
— Учитель, что это за звери? — вскричал Вэй.
Монах тяжело вздохнул, но ничего ему не ответил.
Поистине: «Коль суждено, то даже хризантемы плод послужит пищей для юной девы; но если судьбою не дано, то даже „пастой каменной“[134]
не накормить Цзи Кана»[135].Ли Юй, или Старец Ли
В бамбуковой шляпе (XVII век)
Три повести из собраний: «Безмолвные пьесы» и «Двенадцать башен»
Мужчина, матерью ставший
В стихах говорится: