Книга дворцовых интриг. Евнухи у кормила власти в Китае

— Видно, и впрямь ты сильно изголодался! — рассмеялся монах и протянул ему половину своего клубня. Цзиньчжун не замедлил съесть и его. Он почувствовал, что немного насытился.

До сего времени монах не пытался узнать, как его зовут и откуда он родом. Сейчас инок сидел в молитвенной позе, низко склонив голову.

Тростниковая хижина приютилась

Там, где видны верхушки тысяч и тысяч сосен.В ней старый монах проживает,А вокруг облака проплывают.Когда третьей стражи час наступает,

Облака изливаются влагой.Иноку, живущему в праздном уединении,Позавидовать можно вполне.

Но вот, наконец, монах вышел из состояния безмолвного созерцания и потянулся рукою к сосновым веткам, лежащим на земле. Затем он достал фарфоровый кувшин и отправился с ним за водой к пруду. Монах собирался сварить горный клубень шаньяо вместе с кипеной-хуанцзин. Каждый съел по две плошки этого кушанья, после чего оба отправились на покой.

На следующий день, как и накануне, Вэй среди пищи, которую ему пришлось отведать, риса по-прежнему не заметил, а вместо чая он довольствовался настоем из листочков кипариса. Вэй остался недоволен, хотя острого голода и не чувствовал.

Прошло несколько дней. Монах ему как-то сказал:

— Я давно уже отвык от риса и вполне довольствуюсь снедью, которую сам добываю в горах. Ты, по всей видимости, к ней еще не привык. Нынче я попытаюсь спуститься с гор и там достать для тебя немного риса. Поэтому последующие три — четыре дня тебе придется жить одному. Думаю, еды на это время хватит, только тебе придется ее самому готовить, — он протянул Вэю посконную куртку, а сам набросил на плечи накидку из пальмовых листьев и направился к двери.

— Помни, здесь повсюду бродят дикие звери: волки и даже лютые тигры. Поэтому ночью из хижины не вылезай! — напутствовал он своего гостя.

Потолок в одном из храмов.

Монах пошел прочь, да так быстро, словно летел на крыльях. Стало смеркаться. На небе появилась луна, от которой стало светло, как днем. Вэй не знал, какой нынче день, однако по очертанию луны понял, что то была первая половина месяца. Он не забыл о предостережениях монаха, поэтому не рискнул выходить из хижины, а лег спать лишь тогда, когда наглухо закрыл дверь тростниковой циновкой, которая использовалась и как подстилка при моленье. Дни стояли погожие, ясные. В светлое время Вэй разгуливал по ближней рощице. Как-то он остановился возле пруда, на берегу которого цвели хризантемы. «Я покинул Чанчжоу в седьмую луну, — подумал он. — Судя по тому, как пышно распустились цветы, сейчас, по-видимому, уже наступил месяц сентябрь. Верно говорили раньше: „В горах не считают дней. Кончился хлад, а ты даже не знаешь, какой год наступил“. Как приятно, что сейчас так тепло!» Он сел у кромки воды и погрузил в нее ногу, собираясь ополоснуться и помыться. Правда, он опасался, что пруд может оказаться глубоким, но его нога наткнулась на камень: значит, здесь мелко. Он осторожно погрузился в воду, а потом, усевшись на камень, принялся мыться. Он мылся долго, пока не отмыл все следы запекшейся крови. Он испытывал теперь огромное удовольствие. Тем временем спустились сумерки, и вновь лунные лучи осветили окрестности. Тени сосен, упавшие в пруд, походили на резвящихся в воде драконов. Еле сдерживая в груди чувство удовольствия, он приблизился к самой воде, чтобы полюбоваться игрою лунного света. Вдруг послышался какой-то шорох. Звуки доносились от подножья деревьев. Вэй повернулся в ту сторону, откуда послышались звуки, и внимательно посмотрел. И вдруг он заметил двух странных существ, которые спускались с деревьев. Увидев человека, звери мгновенно скрылись меж корней громадных сосен. «Наверное, белки», — подумал он и перестал обращать на них внимание. Он сидел возле пруда, покуда луна не ушла на запад, а потом отправился спать.