Книга двух путей

– А с такого, что ты лицемерка. – (При этих словах я вспоминаю свой сон об Уайетте и, покраснев, отворачиваюсь.) – Ты помогаешь женщине на смертном одре сохранить секрет. Нет, на самом деле все еще хуже. Ты та спичка, которая может превратить в пепелище счастливый брак уже после смерти одного из супругов. И при этом ты разозлилась на меня за то, что я не отчитался перед тобой буквально за каждую секунду, проведенную у Гиты, хотя ничего криминального там вообще не было.

– Я бы в любом случае разозлилась! – взрываюсь я. – Единственная разница состоит лишь в том, что, если бы ты честно во всем признался, я бы сразу поняла, что наш брак дал трещину и тебе приходится искать кого-то на стороне!

Мой голос звенит в повисшей между нами тишине. А ведь я всегда объясняла родственникам своих клиентов, что запоминаются именно последние слова.

Меня всегда мучил вопрос, что предпочтительнее: знать худшее или вообще ничего не знать? Знать свой смертельный диагноз, считать оставшиеся дни, но иметь возможность попрощаться со всеми, кого ты любил? Или умереть внезапно – в результате аварии, инсульта, аневризмы – и не ждать неизбежного? Полагаю, ответ: ни то ни другое. Оба исхода ужасны.

– Я никогда не спрашивал тебя о том, что у тебя было… до нашего знакомства, – запинаясь, произносит Брайан, и мне моментально становится очевидной причина его праведного гнева. – Хотя полагаю, что после стольких лет совместной жизни ты рассказала мне все.

«Есть такие вещи, которые ты явно не захотел бы знать», – думаю я, но, глядя Брайану прямо в глаза, говорю:

– Да, рассказала.

Одной ложью больше, одной меньше – какая разница!

В последние несколько дней я докладывала Вин, как продвигаются поиски Тана Бернара. У Вин, казалось, прибавилось сил, что иногда случается перед самым концом.

Она знает об отсутствии у меня особых подвижек, но сам факт, что кто-то ищет Тана, окрыляет Вин, словно для нее это является восстановлением высшей справедливости.

– Может, нам стоит написать письмо, – предлагаю я Вин, но она затыкает мне рот.

– Сперва мы должны сделать кое-что другое, – настаивает она и просит выполнить ее поручение.

Я возвращаюсь домой из магазина товаров для художников, купив все по списку Вин. Слишком слабая, чтобы собственноручно натянуть холст, она дает мне по-военному четкие указания. Единственный способ понять, что вы все делаете правильно, говорит Вин, – это равномерное натяжение.

Я грунтую холст, мы оставляем его сушиться, после чего Вин просит меня подняться в запертую комнату и принести оттуда краски, которые хранятся в пластиковом ящике для инструментов. Горлышки некоторых тюбиков настолько заскорузли, что приходится смывать краску теплой водой, чтобы отвинтить крышку. Подложив под спину Вин подушки, я устраиваю ее на сиденье под окном, где больше света, и смотрю, как она выдавливает на стеклянную палитру краски: белила, красный кадмий, желтый кадмий, ультрамарин, а затем смешивает их, получая фиолетовый, зеленый и оранжевый цвета. Она создает всю палитру цветов от красного до синего, заполняя середину фиолетовыми тенями. И тем самым возникает радуга.

Я слежу из окна за дорогой, чтобы не проворонить Феликса.

– А ты знаешь дату рождения Тана? – спрашиваю я Вин. – Это могло бы помочь делу.

– Каким образом?

– Когда ты используешь онлайн поисковые системы для того, чтобы найти пропавшего без вести человека, первое, что они запрашивают, – это дата рождения.

– Но он же не числится пропавшим без вести.

– А вот это другая проблема. И он находится за границей. Более того, практически все обнаруженные мной базы данных американские. Еще я не говорю по-французски, поэтому мне приходится постоянно пользоваться Google-переводчиком.

– Я знаю, что его знак зодиака Лев, и на этом, пожалуй, все. Мы не обсуждали наш возраст.

Да и с какой стати, если он был ее профессором? Ведь возраст лишь подчеркнул бы разницу в их положении.

– Ему тогда было около сорока. Мне он казался древним стариком.

Что ж, вполне естественно для двадцатилетней девушки. Я вспомнила, Вин вроде рассказывала, что его жена была тогда беременна. Интересно, сколько ей было лет?

– Повтори, где ты смотрела, – просит Вин.

– Facebook, Twitter, Instagram. Генеалогические веб-сайты. Белые страницы. Пенитенциарная система Франции.

– Что?

– Ну если тебе будет легче, там я его не нашла. В протоколах судов его тоже нет.

Я также планирую проверить записи актов о смерти, о чем, впрочем, не говорю Вин. Похоже, она не сообразила, что за это время Тан мог покинуть наш мир, не поставив ее в известность.

– Что ты собираешься написать?

– Смерть. А что ж еще? – Вин косится на меня. – Не подглядывай.