Книга двух путей

Я вижу его так отчетливо, словно он стоит прямо передо мной. Запрокинув голову, пьет воду из бутылки. И улыбается, поймав мой взгляд.

– Спроси любого. У каждого найдется кого вспомнить. Всегда. Дон, и вот в чем вся штука: как правило, это не тот человек, что вечером ждет тебя дома.

Я вспоминаю сплетение наших ног на остывающем песке, мужская рука – звезда на моей пояснице.

Вин поднимает брови:

– Я так и знала. Кто он?

– Кто-то, с кем я училась в аспирантуре, – едва слышно говорю я.

– А вы не общаетесь?

– Нет.

– Но ты все еще о нем думаешь. – Утверждение, а не вопрос.

– Нечасто. Я вообще о нем не вспоминала, пока ты не рассказала о Тане.

– По-моему, ты как-то слишком горячо протестуешь, – улыбается Вин.

– У меня счастливый брак, – напоминаю я Вин.

– И у меня тоже. – Вин снова берет в руки кисть. – Итак… почему вы расстались?

– Не помню.

– Ну да, конечно. Ты могла бы поведать мне о вашем последнем разговоре во всех душераздирающих подробностях. – Вин макает кончик кисти в синюю краску, затем – в красную и рисует на палитре маленькое пурпурное сердце. Медаль за отвагу.

– Почему ты так долго тянула с поисками Тана, если не переставала его любить?

– Потому что при этом не переставала любить Феликса, – простодушно отвечает Вин. – В нашем обществе не принято, чтобы женщина пыталась найти себя, даже во время кризиса среднего возраста.

Я обдумываю слова Вин. И действительно, сколько мужчин пускаются в погоню за призрачным счастьем. Каждый день мужья оставляют своих жен и детей, и это никого не шокирует. Словно Y-хромосома обязывает мужчин заниматься переосмыслением своей жизни.

Может, именно это чувствовал Брайан? С Гитой? Похоже, я начинаю терять твердую почву под ногами. Брайан всегда был фундаментом нашего дома, моим якорем, рыцарем на белом коне. Для меня вообразить оступившегося Брайана так же невероятно, как представить себе смещение земной оси или обратный порядок смены сезонов. А что, если Брайан, уверовав, как и я, что наш брак непоколебим, тем не менее думает о ком-то другом? Если любовь, как утверждает Вин, – это всего лишь шанс, то единственный способ чувствовать себя в безопасности – не пытаться поднять с сукна игральную кость после первого броска.

Брайан был моим вторым броском.

Тем временем Феликс возвращается с пахтой, и очень скоро дом наполняется запахом выпечки. Феликс приносит нам тарелку еще горячего печенья и мед. Вин съедает два печенья, а когда Феликс отправляется мыть посуду, подхватывает повисшую нить разговора:

– Знаешь, это нормально.

– Ты о чем?

– Признаться, что ты о нем думаешь. Где бы ты могла сейчас находиться. И с кем. Что, если

… Это нельзя считать изменой. Ты ведь не утверждаешь, что сделала бы другой выбор, если бы могла повернуть время вспять. Это просто…

Наши глаза встречаются.

– Часть жизни, – заканчиваю я за Вин.

Вин барабанит пальцем по холсту:

– Акриловые краски сохнут быстро. – Она поворачивает картину лицевой стороной ко мне.

Портрет смерти – это тени. Полуночный синий, и сумрачный фиолетовый, и неистовый черный, но если хорошенько приглядеться, то можно увидеть два неясных профиля: разделенные одним вздохом, они не в силах завершить поцелуй перед лицом вечности.

– А теперь мы снимем холст с подрамника, – объявляет Вин.

Она открывает ящик для инструментов, достает антистеплер и начинает убирать скобы для крепления холста. Край холста завернулся, словно ресницы на веке.

– Ты испортишь картину!

– Какую картину? – Вин абсолютно невозмутима. Картина превратилась в красочную спираль, цветной свиток. – Я вижу лишь почтовую бумагу для письма, которое должна написать.

Я нахожу в Интернете кучу самых разных Танов Бернаров, но ни одного подходящего. Среди них: капитан краболовного судна на Аляске; управляющий общественными работами из Йоханнесбурга; служащий инвестиционного фонда, который выставил на продажу свой дом на реке Маргарет в Австралии; трое Танов Бернаров, которые женились в прошлом году, но явно не подходили нам в силу молодого возраста. Еще четверо Танов уже умерли, хотя в любом случае они были слишком старыми.

Я нахожу перспективную зацепку: мужчину подходящего возраста, который преподает рисование в университете в Бельгии, и скачиваю его фотографию на свой телефон. Вин, лежавшая в постели, сразу садится. Поправляет халат, наносит немного блеска на обветренные губы и только потом берет мой телефон, словно мужчина на фото может ее увидеть.

Все это буквально разрывает мне сердце.

– Погоди-ка, – говорит Вин. – А что ты о нем знаешь?

Я знаю, что он уже десять лет работает в университете. Знаю, что он член гребного клуба и даже участвовал в соревнованиях четверок распашных с рулевым. Знаю, что он написал письмо редактору местной газеты насчет городского постановления, касающегося велосипедных дорожек.

А еще я знаю, что Вин интересует совсем другое.

– Он по-прежнему женат, – сообщаю я.