Книга двух путей

– Что-то теряешь, что-то находишь.

Я чувствую предательское жжение в глазах.

– Нет, я не могу тебе этого позволить.

Потому что я по-прежнему принадлежу другому. Но вслух об этом не говорю.

Уайетт отрывает мою руку от своей щеки и целует ладонь.

– Мы были предназначены друг другу судьбой, – тоскливо произносит он. – Два человека, которые живут в прошлом.

На секунду я обвиваю его шею руками. От Уайетта пахнет кедром и летом. И всегда пахло. Пуговица рубашки Уайетта врезается мне в висок, и я прижимаюсь сильнее в надежде, что останется отметина.

Затем мы возвращаемся в некрополь. У меня возникает вопрос: что он скажет Ане и хватит ли у нее ума не спрашивать, почему он за мной побежал?

Поначалу мы держимся за руки, но, покинув вади

, поспешно отстраняемся друг от друга.

Альберто с Аней дожидаются нас возле гробницы Джехутинахта. Уайетт поспешно поднимается по каменным ступеням:

– Ну как, ты все увидела?

– И еще кое-что, – отвечает Аня.

Мы с Уайеттом застываем, но он приходит в себя быстрее, чем я. Нагнувшись к Ане, он шепчет что-то такое, что заставляет ее улыбнуться и вернуться в его объятия. Лучи солнца, отражаясь от бриллианта в помолвочном кольце, пляшут на каменных колоннах за их спиной.

Уайетт, глядя через плечо Ани, не сводит с меня глаз.

Аня просит подать ей обед в комнату Уайетта, и одного этого уже достаточно, чтобы испортить мне аппетит. Я работаю на складе, аккуратно перенося изображения на айпад, пока все не начинает плыть перед глазами. Затем я ухожу в свою комнату, но там так душно, что я чувствую себя как в клетке.

В результате я машинально направляюсь к запертой на замок кладовке, где Уайетт хранит ящики с очень дорогим французским бренди. Харби и его родственники не употребляют спиртного; замок предназначен для остальных членов команды. Но я решаю, что Уайетт мне должен по крайней мере такую малость.

В последний раз я вскрывала замки еще в аспирантуре, когда нам нужно было открыть ту же самую кладовку, чтобы позаимствовать у Дамфриса выпивку, но мастерство не пропьешь. В качестве отмычки я использую две скрепки для бумаги: одну – чтобы сдвинуть язычки замка, а вторую – чтобы повернуть личинку. Она поворачивается, замок открывается. В кладовке стоит упаковка коньяка «Тессерон», а сверху лежит обитая изнутри коробка коньяка «Луи XIII де Реми Мартен». К коробке приклеена записка от Ричарда Левина, бывшего президента Йеля, в которой тот поздравлял Уайетта с назначением директором программы «Ближневосточные языки и цивилизации».

Само собой, я беру именно эту бутылку.

В Диг-Хаусе тихо, слишком тихо. Я ловлю себя на том, что напряженно прислушиваюсь, пытаясь уловить женский смех или голос Уайетта. Представляю, как он лежит в постели с Аней, и гадаю, сменил ли он простыню. Интересно, думает ли он обо мне? Но какое я имею право задавать этот вопрос, если сама много лет ложилась в постель с Брайаном?

Возвращаться к себе в комнату не хочется, и я направляюсь в общую рабочую зону, где сейчас заряжаются айпады и лэптопы.

Сажусь в кресло Альберто, открываю коньяк и пью прямо из горла.

Скринсейвер на компьютере Альберто – это Сфинкс. Скорее всего, Альберто просто взял фото Сфинкса из Гизы: голова человека, туловище льва, хвост лежит справа, между лапами Стела сновидений. Я читала надпись на Стеле сновидений. Каждый студент, изучавший египтологию, это читал. Надпись гласит, что Тутмос IV, отец Аменхотепа III и дед Эхнатона, объезжал на колеснице некрополь в Гизе и заснул в тени от головы закопанного в песке Сфинкса. Сфинкс явился Тутмосу IV во сне и сказал, что если Тутмос отроет его из песка, то станет фараоном. Тутмос так и сделал.

Я сижу и потягиваю коньяк, потеряв счет времени, как вдруг в комнату входит Альберто, еще не очухавшийся после сна.

– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он.

– Напиваюсь. – Я поднимаю бутылку. – Разве не видно?

– Ты сидишь за моим столом.

– Верно. – Но я даже не двигаюсь с места.

Альберто с тяжелым вздохом садится в другое компьютерное кресло. Протягивает мне кофейную кружку, я наливаю туда коньяк. Мы чокаемся: керамикой о хрусталь.

– У меня есть для тебя загадка Сфинкса, – говорю я.

– Мужчина.

– Что-что?

– Это ответ, – объясняет Альберто.

– Но я даже не успела задать вопрос…

Альберто пожимает плечами:

– Кто ходит утром на четырех ногах, днем – на двух и вечером на трех ногах? Спойлер: Эдип разгадал загадку.

– Нет, у меня другая загадка. Почему хвост Сфинкса всегда лежит справа?

– Ну ты даешь! Вот это реально загадка Сфинкса, – смеется Альберто.

– Потому что соответствует иероглифу, – говорю я и внезапно чувствую, как сжимает горло. – Уайетт меня научил.

– Твою мать! Ты же не собираешься разреветься?

– А тебе-то не все равно? Ты по-любому меня ненавидишь.

– Ошибаешься.

Я делаю большой глоток:

– Нет, я серьезно. Ты с самого начала встретил меня в штыки.

– Еще бы! – Альберто закатывает глаза. – Ты появилась, словно дымящийся стейк на тарелке.

– Ну спасибо тебе большое.