Книга двух путей

И когда я встретила мужчину, за которого со временем вышла замуж, то едва не проморгала его. Он был спокойным, внимательным, надежным и уверенным. Короче, обладал всеми качествами, которыми не обладал ты. «Как это скучно, – думала я поначалу. – Где взрывы красок? Почему он не перебивает меня, ведь нам так много нужно сказать?» Когда ты привык летать, очень трудно ходить, как все, по твердой земле. Но потом произошла престранная штука. Осознанно двигаясь вперед, я стала замечать вещи, которых не видела прежде: его манеру не выезжать с парковки, не убедившись, что я пристегнулась ремнем; манеру спрашивать разрешения меня поцеловать, словно то, что я могла ему дать, он по праву не считал своим; тот факт, что, когда у меня случился приступ аппендицита, он беспокоился обо мне больше, чем я о себе. А еще то, как он заказывал не свои любимые блюда, а мои. Как он ежедневно заряжал мой телефон, поскольку я постоянно забывала это делать. И наконец, то, что, когда он держал меня за руку, я чувствовала буквально все. Он не был степенным и медлительным. Он был надежным. И, перестав взмывать к небу и падать на эмоциональных качелях, я поняла, что мне не скучно. Поняла, что нахожусь в безопасности.

Какое-то время я жутко злилась на тебя, поскольку почти скучала по тому… с кем не просто хотелось быть, а на кого хотелось быть похожей. Ты был ярким и сверкающим пятном в моем сознании. Но я заставила себя отвернуться.

Кайран настолько занят на работе в качестве нейрохирурга-резидента, что иногда мы не видимся неделями, но поскольку я знаю его как облупленного, то, когда мы встречаемся в «Саксе» на площади Копли, я сразу понимаю, что у него какие-то проблемы. Я также понимаю, что, если спросить его прямо в лоб, он только еще больше себя накрутит.

– И зачем тебе костюм, – небрежно говорю я, пока мы бродим по магазину, щупая кашемировые блейзеры, мягкие, как мечта, и рубашки, настолько тонкие, что выскальзывают из руки.

– Потому что я не могу докладывать на конференции в обносках. – Он смотрит на ценник и бледнеет. – Это больше, чем я зарабатываю за месяц.

– А мне казалось, нейрохирурги как сыр в масле катаются.

– Но только не резиденты.

Кайран жутко дергается, совсем как в юные годы, когда ему пришлось сдавать академический оценочный тест или когда в конце концов решил признаться в своей нетрадиционной ориентации. Поэтому я делаю то, что всегда: беру брата за руку и стискиваю один раз наподобие пульсации. И жду ответного пожатия. Таким образом мы как бы обмениваемся биениями сердца.

Если когда-либо и требовались доказательства того, что после маминой смерти я не зря осталась в Бостоне, а не вернулась в Египет, то мне достаточно вспомнить о Кайране. Он отлично учился в колледже, после чего поступил в аспирантуру в Гарварде, а затем – в Гарвардскую медицинскую школу; он стал резидентом в Массачусетской больнице общего профиля, и вот теперь его, двадцативосьмилетнего врача-нейрохирурга, пригласили сделать доклад на тему своих исследований в области лечения аневризмы с использованием съемных катушек Гульельми. Я знаю, какое это важное событие в жизни Кайрана. Но сейчас мне просто хочется пригладить брату волосы – я всегда так делала, когда в детстве у него поднималась температура, – и сказать, чтобы он выдохнул.

– Эй! – тихо произношу я. – Ты будешь великолепен.

Он обращает на меня взгляд своих глаз, так похожих на мамины. Кивает и тяжело сглатывает, но его пальцы по-прежнему сжимают мою ладонь.

– Ты можешь одеться хоть в рубище, и никто не заметит. Как только ты откроешь рот, все забудут, какого цвета твой галстук.