Мой первый опыт встречи со смертью касался собаки, черно-белого спрингер-спаниеля по кличке Дадли, которого родители завели еще до моего рождения. Для полного счастья Дадли нужно было непременно лечь на тебя, уткнувшись носом в локоть, шею или в живот. Он был моим товарищем по играм, если я не могла найти кого-то другого, и я надевала ему на шею нитки пластмассового жемчуга, а на длинные уши – клипсы, принаряжая таким образом для чайных вечеринок; я наливала воду в игрушечные чашечки, а Дадли пытался вылакать ее розовым языком. Он спал в изножье моей кровати и ждал моего возвращения у входной двери, вибрируя всем телом, словно тягач с прицепом, когда школьный автобус останавливался у поребрика. Каждый год я готовила ему на день рождения праздничные тортики из арахисового масла с рисом. Когда папу передислоцировали, я рыдала, зарывшись лицом в шерсть Дадли, чтобы не услышала мама. У этого пса было такое большое сердце, что он щедро делился им со мной.
B год, когда мне исполнилось одиннадцать лет, как-то ночью я проснулась и увидела, что Дадли мочится прямо на ковер перед кроватью. Дадли был воспитанным псом, и по его глазам я поняла: он явно не отдавал себе отчета в том, что делает. Я вытерла лужу и ничего не сказала маме. Я знала – уже тогда, – что мне, возможно, не понравится мамин ответ.
Она сама это обнаружила, когда собирала в стирку мое белье и наступила на мокрое пятно. Вернувшись в тот день из школы, я выяснила, что мама успела сводить Дадли к ветеринару, и горько заплакала. «Бояться – это нормально», – сказала мама.
Когда мы узнали, что у Дадли рак мочевого пузыря и большая опухоль блокирует уретру, я спросила маму, что будет с нашим псом. Я попросила разрешения поехать вместе с ней к ветеринару усыплять Дадли. Увидев меня в машине рядом с псом, ветеринар решился подойти к нам только со второй попытки. Я сидела на заднем сиденье, Дадли прижался ко мне так сильно, что мы словно стали одним целым, и я кормила его печеньем, пока ветеринар делал укол. Дадли уснул вечным сном на моих руках, ласково перебиравших его шерсть.
Мама не стала меня торопить. У нее впервые не нашлось подходящей приметы. Дождавшись наконец моего кивка, мама разрешила ветеринару унести тело Дадли в клинику. Мама не села за руль, а проскользнула ко мне на заднее сиденье. «Грустить – это нормально», – сказала она.
Вся штука в том, что мы боимся прихода смерти и чувствуем себя опустошенными, когда она наконец приходит, но при этом из кожи вон лезем, делая вид, будто это не так.
В один из моих визитов Вин приготовила мне сюрприз: вставленный в рамку рисунок на папирусе.
– У нас этот рисунок хранится чуть ли не целую вечность, – говорит Вин, – но я понятия не имею, что он означает. Мне просто понравился парень с зеленой кожей.
– Это из «Книги мертвых», – объясняю я. – Египтяне называли ее «Главы о выходе к свету дня», что куда логичнее. Ведь там подробно описано, каким образом умерший может попасть в загробный мир. Твой рисунок – репродукция миниатюры из папирусного свитка, обнаруженного в гробнице Ани из Нового царства.
«Книга мертвых» содержит двести магических формул, часто иллюстрированных, однако гробницы и папирусные свитки могли позволить себе только избранные, причем количество свитков зависело от возможностей хозяина гробницы. Это подобно тому, как выбирать стих из Библии, который положат в вашу могилу. Заклинания писались на льняных покровах мумии, на бинтах, саркофагах, скарабеях, ушебти, на стенах гробницы и папирусах. Некоторые заклинания были вполне простыми, а некоторые – весьма специфичными: например, заклинание 100, где говорится, что произносимые слова должны быть написаны определенным образом на чистом, неиспользованном, папирусе порошком зеленой глины, смешанным с водой. Только тогда покойный сможет в посмертии взойти на солнечную ладью Ра.
– Этот рисунок – иллюстрация заклинания сто двадцать пять, очень известная, – продолжаю я. – Здесь сердце Ани взвешивается на весах.
На рисунке показано, как покойного вводят в Зал двух истин, где его сердце взвешивалось на огромных весах. На одну чашу весов помещалось сердце, на другую – перо богини Маат, символизирующее истину. Это действо – в сущности, Судный день – было тем заклинанием, которое не нашли в «Книге двух путей». Имелись определенные фрагменты «Текстов саркофагов» Среднего царства, которые вошли в описание ритуала «Взвешивание сердца» Нового царства, но я работала на раскопках слишком мало времени, чтобы обнаружить соединительную ткань.
– А почему он зеленый? – спрашивает Вин, ткнув пальцем в белую корону Осириса.