Книга двух путей

– Тут целая мифологическая драма о его преображении после смерти – очень длинная история. Зеленая кожа символизирует плодородие и возрождение. У него борода божества – видишь, как она загибается вперед? – а нижняя часть тела запелената, как у мумии. Дама у него за спиной – Исида. Об этом говорит трон у нее на голове. Исида – жена Осириса, она воскресила своего убитого мужа и охраняла его наследника, Гора. А еще она помогает мертвым совершить переход в загробный мир.

– Тогда она делает то же, что и ты.

Я сдержанно смеюсь:

– Что ж, может быть. Но я не собираюсь взвешивать твое сердце.

– А что происходит после того, как сердце взвесят?

– Те, чей голос правдив – невинные, – получают вечную жизнь. – Я провожу пальцем по иероглифам, читая их справа налево, с того направления, куда обращено лицо. Заклинание начинается с красных иероглифов – это заголовок, – а сами знаки курсивные. – Заклинание для вхождения в Великий Чертог…

Вин неприкрыто удивлена:

– Ты можешь это прочесть?

Я обвожу каждый знак по мере перевода:

– Красный рот – буква «r», означающая «заклинание».

Неожиданно я снова оказываюсь в пустыне, у меня на шее хрустит песок, а я кропотливо перевожу маркером иероглифы на выскальзывающую из рук лавсановую пленку.

– Птица, плюс гора, плюс шагающие ноги – это aq, что означает «вхождение».

Я представляю, как Харби протискивается к нам, чтобы установить лестницу для Дамфриса, жаловавшегося на жару, как капризный ребенок. Я вижу белозубую улыбку стоящего у другой стены гробницы Уайетта.

– Птенец перепела, сложенная ткань, круг с косыми линейками, и хлеб читаются как wsḫ.t – wesekhet, – что означает «большой зал».

Лестница, которую устанавливает Харби, неожиданно падает, я пытаюсь удержать ее, и щепка впивается мне в кожу.

– Два страусиных пера – m3ˁ.ty – это две истины.

Уайетт, стоящий на самом солнцепеке, тянет меня за руку. «Не дергайся, – говорит он. – Так ты сделаешь только хуже».

– Над перьями имеются фонетические знаки, означающие то же самое.

Теплая рука Уайетта. Он протыкает иголкой подушечку моего большого пальца, пытаясь подцепить занозу. На пальце появляются бисеринки крови. Уайетт подносит мой палец к своему рту и, глядя мне прямо в глаза, отсасывает кровь.

Я смотрю на перевязанный палец, который я порезала не далее как утром, словно он снова начал кровоточить.

Вин отрывает меня от воспоминаний:

– По-моему, ты понапрасну растрачиваешь свой талант, работая доулой смерти. Ты могла бы преподавать в колледже!

Я с улыбкой качаю головой:

– Поверь, я принесу тебе куда больше пользы в качестве доулы, нежели университетского профессора.

– Давай еще! – Вин показывает на другую часть рисунка, где на столе за спиной Осириса значатся имена богов – членов суда.

Здесь иероглифы читаются наоборот: они смотрят направо, но читаются слева направо, в обратном направлении, подобно другим магическим заклинаниям из «Текстов саркофагов» и «Книги двух путей».

– Эта часть представляет собой исповедь отрицания, – объясняю я. – Умерший клянется, что не виновен в сорока двух прегрешениях, которыми в течение жизни мог отяготить свою совесть. – Я показываю на изображение красных рук ладонями вниз и воробья: древние египтяне называли его «нехорошей птицей», и он являлся детерминативом правонарушения. Я не совершал греха. Я не лгал. Я не прелюбодействовал с прелюбодеем.

– А я почему-то считала египтян более сексуально продвинутыми.

– Ну, зато они вполне терпимо относились к добрачному сексу, – говорю я. – В Древнем Египте не было такого понятия, как девственница.

– Надо же, какое равноправие!

– Да. Но имелись определенные рамки. Нельзя было заниматься сексом с человеком, состоящим в браке. Неверность считалась веским основанием для развода.

– Значит, именно это было камнем преткновения. – Вин задумчиво обводит рукой края рисунка. – А для тебя?

Интересно, как ей удалось поникнуть за фасад, являемый клиентам, и узнать так много о моей личной жизни? Ведь я даже не называла Вин имени своего мужа.

– Полагаю, есть множество путей для неверности, которые не входят в понятие «прелюбодейство с прелюбодеем», – шепчет Вин, не дав мне ответить.

– Именно поэтому-то и нужно еще сорок один раз сказать «нет» на исповеди отрицания, – отвечаю я.

Вин кладет рисунок рядом с собой на диван:

– Итак, что дальше? Ты исповедуешься и проходишь во второй тур?