– За это. – Уайетт наклонился и поцеловал меня.
Ночь сжалась вокруг нас петлей. Уайетт, приподняв мою косу, осторожно положил мне руку на шею. Я почувствовала во рту вкус шампанского, ирисок и страха. Как ни странно, Уайетт был ошеломлен не меньше меня.
Моя рука лежала у Уайетта прямо на сердце, словно я собиралась взвесить его на одних весах с пером правды.
А потом, оттолкнув Уайетта, я с трудом поднялась на ноги и кинулась бежать сломя голову.
Ко времени перерыва на чай в 10:00 у меня возникает стойкое ощущение, что я не спала уже много дней. Когда я покидаю комфортный полумрак гробницы и выхожу на солнцепек, мышцы начинают невыносимо болеть. Кафир, болезненно худой человек, с лицом, похожим на печеное яблоко, приносит нам чай и разливает его по маленьким стаканчикам. Вы, наверное, думаете, что пить горячий чай в пустыне – все равно что чиркать спичкой по поверхности солнца, но все ровно наоборот. Как ни странно, чем горячее напиток, тем холоднее становится внутри.
–
Уайетт присоединяется к нам последним. Его сопровождает инспектор Омар, наконец-то починивший свой мотоцикл.
Инспектор устремляет на меня сияющий взгляд и, слегка поклонившись, говорит:
– Ах вот, значит, она какая. Весьма рад знакомству.
Интересно, что ему наговорил обо мне Уайетт?
Омар снова поворачивается к Уайетту, продолжив обсуждение вопроса, через сколько времени удастся открыть погребальную камеру. Я все слышу, хотя и стараюсь не подслушивать. Впрочем, Джо с Альберто тоже сидят навострив уши. Когда Уайетт сообщает, что в погребальную камеру, возможно, удастся попасть уже завтра и в честь такого события на раскопки прибудет Мостафа Авад, директор Службы древностей, между нами пробегает вполне осязаемый электрический ток.
– Мы возились с этим несколько недель, – шепчет Джо. – Похоже, ты наш талисман.
Альберто, недовольно буркнув, покидает шатер кафира.
В древних гробницах имелись общественное и сугубо личное пространства. Общественное пространство было открыто для посещений, а вот личным считалось конкретное место захоронения покойного. Шахта выкапывалась перпендикулярно полу гробницы, после чего у основания шахты вырубалась, уже горизонтально, небольшая погребальная ниша. После того как саркофаг спускали в шахту и устанавливали в погребальной нише, вход в погребальную камеру закладывали цельной плитой или блоками известняка. Затем погребальную шахту засыпали песком с землей и закрывали другой известняковой плитой, тем самым запечатывая вход в приватную часть гробницы.
Плиту убрали несколько недель назад. И если верить Уайетту, что нам удастся попасть в погребальную камеру буквально завтра, значит шахту уже удалось расчистить. Я вижу уголком глаза, как Уайетт одним глотком осушает стакан и хлопает Омара по спине. Возникший в шатре Абду, попросив прощения, вручает Уайетту кипу бумаг.
– Еще три часа – и мы закругляемся, – сообщает Джо. – На такой адской жаре невозможно работать после двух дня.
–
– Ты готова? – ухмыляется он.
– Согнуться в три погибели под естественной каменной притолокой? Догадайся с трех раз. Вот потому-то аспиранты обычно твои одногодки, а не мои.
Я выхожу вслед за Джо из шатра, но тут за спиной раздается голос Уайетта:
– Дон, можно тебя на два слова?
Джо выразительно поднимает брови, словно говоря: «Желаю удачи». Кафир уносит стаканы и чайник. Мы остаемся с Уайеттом наедине. Выражение его лица невозможно разобрать. И я вдруг понимаю, что в руках у него уже не кипа бумаг, а нечто совсем другое.
– Это мой айпад, – тупо говорю я.
– Формально он мой, – уточняет Уайетт.
От волнения сердце начинает биться сильнее. Может, следовало взять айпад с собой в шатер, чтобы его не украли? Может, Уайетт остался недоволен моим творчеством?
А вдруг он прямо сейчас отправит меня домой?
Открыв айпад, Уайетт начинает просматривать мою работу. Увеличивает один из обведенных участков – тот, где имелись значительные повреждения. И, внимательно изучив, издает странный горловой звук.
– Я могу намного лучше! – выпаливаю я.
– Нет, не можешь! – отрезает он, и у меня внутри все холодеет. – Я еще не встречал никого, кто бы рисовал иероглифы лучше тебя. – Уайетт закрывает айпад. – Как будто ты самый настоящий писец.
Эта похвала вгоняет меня в краску.
– Спасибо.
– Дело явно движется, – говорит он.
– Я рада, что могу оказаться полезной.
– Взаимно. – Уайетт сдвигает шляпу на затылок, и теперь я могу видеть его глаза. – Хотя я по-прежнему не вполне уверен, чем могу быть тебе полезен.
Опасаясь, что разговор примет нежелательное направление, я прижимаю айпад к груди:
– Похоже, и остальная работа хорошо продвигается. Ты действительно собираешься до конца дня попасть в погребальную камеру?
– Уже можно разбирать каменные блоки внизу. Хотя тогда формально, прежде чем забираться внутрь, придется ждать приезда Мостафы. А этого я точно не переживу.