Книга двух путей

Я перевожу на нее взгляд. Руки у нее сложены на груди – архаичная поза покойников. Но я решаю об этом не говорить.

– Четырнадцать лет, – отвечаю я.

– А зачем ты вышла замуж?

Подобная постановка вопроса застает меня врасплох. Люди обычно спрашивают, как и почему ты влюбилась или как поняла, что он и есть твой единственный. Мне не хочется отвечать, и не потому, что это значит сыпать соль на рану, а скорее потому, что, по идее, я должна помогать Вин, а не наоборот.

Да и к тому же я сейчас торчу рядом со своим клиентом.

– Потому что это было правильно. Тогда, – отвечаю я и, пытаясь перевести разговор в нейтральное русло, добавляю: – А ты знала, что современные египтянки щиплют невесту на счастье?

– Бедняжка!

– И вообще, есть куча предрассудков, связанных со свадьбой. Фата предохраняла невесту от злых духов. Подружки невесты должны были ввести в заблуждение дьявола, если тот явится ее украсть. А длинный шлейф нужен для того, чтобы невесте было труднее сбежать.

– Вау! У этих женихов явно заниженная самооценка.

– А то, что посаженый отец «передает невесту жениху», связано с передачей имущества.

Вин задумчиво крутит на пальце обручальное кольцо:

– Когда мы с Феликсом отправились покупать это кольцо, Феликс поинтересовался, какая разница между платиной и белым золотом. Продавщица объяснила, что платина со временем начинает серебриться по краям. Феликс посмотрел на меня и сказал: «Как и она?» – Вин глядит на свои руки так, будто не узнает их. – Похоже, мне не судьба начать серебриться по краям. Я до этого не доживу.

На некоторых людей дурь не действует, а некоторые, вместо того чтобы расслабиться, становятся параноиками. Для Вин такой побочный эффект крайне нежелателен.

– Вин… – начинаю я, но она меня перебивает.

– Я все пытаюсь понять, чему меня учит эта болезнь, – медленно говорит она.

– Ты о смерти?

– Нет. О жизни. – Вин проводит рукой по замшевой обивке дивана, слегка взъерошивая ворс. – Выражаясь фигурально, жизнь заставляет нас расти, так? Становиться лучше? Но если суть именно в этом, что собирается сделать со мной смерть?

– Смерть приходит к нам не просто так. Не зря в английском языке слово «умереть» не имеет пассивного залога. Это активный глагол. Ты должен умереть. – Я пожимаю плечами. – Ежедневно рождаются триста шестьдесят тысяч младенцев, а умирают сто пятьдесят тысяч человек. На микроуровне отмирают ороговевшая кожа и клетки мозга, но при этом мы еще живы. Даже когда сердце перестает биться, в клетках достаточно кислорода, который позволяет им еще какое-то время жить после констатации врачом смерти. Жизнь и смерть – это как голова и хвост. Нельзя иметь одно без другого.

– Возможно, чтобы расти и становиться лучше, частица нас должна умереть и освободить место для чего-то нового, – задумчиво произносит Вин. – Вроде разбитого сердца.

Я удивленно поворачиваюсь к Вин. У нее в глазах стоят слезы.

Вин смахивает слезы рукой и смущенно смеется:

– Экстренное сообщение: гораздо труднее пережить смерть того, кого любишь, чем принять свою собственную. Вот и поди разберись!

Я переплетаю свои пальцы с ее и слегка сжимаю:

– Вин, я постараюсь сделать все, чтобы помочь Феликсу пережить горе. Я поддержу его во время похорон, а потом буду навещать. Клянусь, я не оставлю Феликса! Я буду с ним до тех пор, пока не пойму, что он справился.

Вин с удивлением поднимает на меня глаза:

– Что ж, я рада. Но я, собственно, имела в виду Арло.

Своего сына. Который умер.

– Мне бы хотелось услышать о нем. Если, конечно, не возражаешь.

Вин откидывается на диванные подушки, буквально утонув в них.

– Ну что тебе сказать? Он родился восьмимесячным. У него были слабые легкие, и ему пришлось несколько недель провести в отделении интенсивной терапии. И все же он явился в этот мир смеясь. Я знаю, младенцы не умеют смеяться, но он действительно смеялся. Все время смеялся. Когда садился в детской кроватке, когда я купала его, когда пела ему песенки. Хотя, если честно, мне слон на ухо наступил. – На губах Вин появляется бледная улыбка. – Он все время смеялся до тех пор, пока не начал плакать. Мы не понимали, что не так. Как и Арло. Ему было то жарко, то холодно. Лейбл рубашки натирал шею. Учитель был слишком строгим. Дети его не любили. – Вин мнется, но продолжает: – Всегда был виноват кто-то другой. Иногда он просто заползал в чулан и рыдал до тех пор, пока не засыпал. А потом в один из дней он разбил бейсбольной битой все окна в доме. – Вин переводит дух. – Мы отвели его к психологу. Семейная психотерапия по полной программе. У Арло диагностировали вызывающее оппозиционное расстройство. Ты знаешь, что это такое?

Я слышала этот термин раньше применительно к маленькой девочке, которая училась с Мерит в начальной школе. Девочку удочерили, взяв из детского дома на Украине, но ей никак не удавалось ужиться с приемными родителями. Она кусалась, царапалась и плакала.

– Кажется, это связано с неспособностью формировать эмоциональную близость с окружающими, да?