Книга Лазури

— Вижу, ты не успокоишься. Хорошо, вот тебе план действий — за отведенный нам срок мы собираем разбросанные здесь воспоминания о твоем заброшенном искусстве и с их помощью пытаемся извлечь из вод Моря их животворящий аспект. В каком бы виде он не явился, этого будет достаточно, чтобы тебя излечить.

— Ты предлагаешь мне попробовать собрать здесь знания и приборы, чтобы потом дистиллировать Море до живой воды?

— Грубо говоря, да. И только попробуй сказать, что не ты научил меня подобным безумствам!

— Несмотря ни на что, твое предложение пахнет надеждой, Соу! Если Море действительно materia prima, то воспроизвести процесс будет не так уж и сложно.

— Есть и сложности, из-за которых я решила остаться с тобой.

— Опасности?

— В этих лабиринтах бродят твои мечты и кошмары, мастер. Боюсь, ты не в том состоянии духа, чтобы преодолеть этот путь без помощи.

— И ты рискнула новообретенной жизнью, чтобы помочь мне?

— Я все же садовница душ и подготовлена ко встрече с их изнанкой гораздо лучше, чем тебе кажется. Это словно спит во мне, но я знаю, что делать, когда наступает время действовать. Ты отдохнул?

— Да, уже легче. Надо идти?

— Чем раньше мы найдем хоть один тайник твоей памяти, тем проще будет искать остальные. Знаешь, мне даже нравится твой сон.

— Нравится ЭТО? — я был почти шокирован.

— Ты, быть может, еще не научился смотреть на него под верным углом. Тут рассыпаны тысячи подсказок и инструкций, словно ты мечтал о том, чтобы пройти этими путями.

— И у тебя получится их прочесть?

— Никто не знает тебя лучше, мастер. Никто, даже ты сам.

Антракс

Тощая фигура мастера Энджу больше всего напоминала мумию кустарного производства. Неумело наложенные повязки сбились и запачкались, выглядывавшая из-под них кожа была вымазана йодом и какой-то прозрачной мазью, придававшими ей вид гниловатой. Возле стола стоял, прислоненный к стене, легкий костыль. Среди сероватых бинтов, спеленывавших голову, мрачным огнем горели ввалившиеся глаза.

Кисти рук, разумеется, были совершенно целыми и невредимыми. Я же не враг собственному делу.

— Как продвигается работа, мастер? — осведомился я, облокотившись на шкаф.

— Продвигается, — буркнул он. — Ты притащился слишком рано. Это не так просто, как кажется.

— Ты меня разочаровываешь. Не забыл ли ты часом, что пришло время прыгнуть выше головы? Я не могу ждать так долго.

— Если тебе кажется, что лошадь бежит слишком медленно, можешь попробовать взять ее на плечи и побежать быстрее. Я не занимаюсь штамповкой. Приходи через несколько дней.

— Если лошадь бежит слишком медленно, ее подгоняют кнутом. Ты не забыл о том, что лежит у меня в кармане?

Глаза кукольника угрожающе сузились.

— Слушай меня внимательно, гаденыш. Я тебе не ярмарочный фокусник. Ты хитер, как змея, но не вздумай играть со мной. Я у тебя в сетях, я сделаю для тебя куклу, но если ты что-нибудь сотворишь с тем, чем связал меня, я пущу тебя вниз по Реке его вылавливать.

— Я уже побывал в ее водах, мастер. Не сострясай воздух впустую. У тебя не так уж много времени, да и у меня тоже. Я хочу видеть результаты твоей работы. Покажи мне их.

— Иди сюда. У меня сейчас прыткость не та, чтобы таскать ее за тобой.

Я подошел к столу и взглянул на то, что на нем лежало.

Мать твою через коромысло десять тысяч раз!

— Ты что же, говнюк, шутить со мной вздумал? — прошипел я, хватая его за затылок. — Ну так объясни мне юмор, я тоже посмеюсь!

Он молча смотрел на меня с мрачным злорадством.

Лежавшее на столе было… Проще всего объяснить, чем оно не было. Оно не было тем, что было нужно мне. Больше всего оно напоминало зерглинга из «Star Craft», отрастившего две лишние пары хваталок и второй хвост на животе. Сплошную мешанину шипов, когтей и лезвий покрывала тонкая чешуйчатая черная шкура. На том месте, где у зерглингов была морда, находилось лицо. Красивое, но безжизненное, с закрытыми глазами странного раскосого разреза и ярко-алыми, будто окровавленными губами. И без малейших намеков на какой-либо определенный пол. Степень выполнения поражала — за три дня кукла была почти закончена. Но!..

— Что это за срань? — я встряхнул его, как терьер крысу.

— Твоя новая кукла. Ее зовут Обсидиан — Кокуосэки, если японское произношение тебе привычнее. Прошу любить и жаловать!

— Это кукла?! Да ты рехнулся, ублюдок! Может, мне познакомить твою тряпочку с газовой плитой?

— Жалкий червяк! И ты еще лезешь в Игру, не имея даже представления о куклах и их рождении! Когда я создавал Барасуишо, она была моей, моей дочерью! Потому она была прекрасна. Отец не предает своих детей! Но эта кукла — не моя! Назад к учебникам, соплеглот… если они у тебя были! Я делаю ее для постороннего, и мне приходится вкладывать в нее те чувства, которые я к нему испытываю. Я ненавижу тебя, я жажду твоей смерти, и она не могла получиться иной. Ну как? Тебе нравится работа?

— Ты переделаешь ее, кукольник. Прямо сейчас ты уничтожишь это и вернешься к чертежам. Иначе тебе не поздоровится.