— Мы вышли из глубинных вод, чтобы искать новый дом, и поселившись тут, навлекли на стаю твой гнев. Только немногие понимали, что наши дома и пища не дары природы, а скорее сокровищница, которую мы грабим. И вот, спустя столько лет, ты явился за своим, Великий Пожиратель.
— И многие знают обо мне?
— Все, господин. Я кричал на всех перекрестках, я говорил и старым, и малым, я учил их — но они прогнали меня, не желая слушать. Глупые, глупые гварки, желавшие просто жить спокойно!
— Что же ты будешь делать теперь, мой маленький пророк? — Маска Лжеца силилась улыбнуться ему, но я запретил.
— Расскажу всем…
— Снова расскажешь? Или на этот раз ты будешь убедительнее?
— Я… я… но что же еще делать?
— Стань моим голосом, изгнанник. Возвести мой приход, и останешься жив.
— Но они не поверят…
— А над этим мы сейчас поработаем.
Мой план был прост, но эффективен. Сама судьба привела мне эту несчастную пташку, провидца, повторившего судьбу Кассандры, и в моих руках оказалась неожиданная возможность сделать его пророчества истиной. Оставалась малость — гварки должны были ему поверить.
Антракс
Я сидел на диване, держа на коленях Наташину голову. Мы уже давно привыкли к этому молчаливому времяпрепровождению, когда я приходил к ней, а она меня почему-то не гнала. Мы не беседовали и не двигались, только моя рука чуть гладила ее по волосам. Вы когда-нибудь оказывались в положении соломинки? Или спасательного круга? Или зощенковской «рогульки»-мины? С ними не говорят. За них просто цепляются и держатся мертвой хваткой. Мы даже ни о чем не думали.
Но в этот вечер мой мозг кипел в работе. Следовало действовать очень осторожно, мягко подавить недоверие и страх, заставить ее не сойти с ума, когда все произойдет. Не хирург требовался ныне, а терапевт. Придется стать врачом. Что ж, если понадобится, я стану сталеваром или кошмаром Дика Форреста — продавцом безопасных бритв. Да хоть клоуном.
— Как ты думаешь, как она там? — нарушила она молчание впервые за долгое время.
— Ей хорошо. Ты ведь там была.
— Да… Я просила главврача дать мне пожить в больнице, но он не позволил. Боится.
— Чего?
— Что с ума сойду, наверно. Он вообще добрый, только строгий очень. И в людях плохо разбирается. Фрейдист.
— Хочешь, я с ним поговорю?
— Не надо… Где я потом работу найду? Да и не сделал он ничего такого уж. Кто я? Медсестричка без высшего образования. Ничего я в этом не понимаю. Помощи от меня никакой. Зачем душу жечь?
— Душа есть только тогда, когда болит. Так считают люди.
— Угу… Мне дед то же самое говорил когда-то. Атеист был, партработник… а в душу верил. И я тоже верить хочу. Она ведь такая маленькая, жить ей да жить еще. Как ты думаешь, может, у детей есть душа? Может, Бог им не дает умирать рано? Воскреснет где-нибудь вдалеке, у другой звезды… Хоть зверьком… цветочком…
Хриплый, тяжелый и безжизненный, ее голос был в сотни раз хуже гнева или слез.
Я снова погладил ее по голове. Сейчас или никогда.
— Я не знаю, Ната, — произнес я тихо. — Но люди лгут, душа есть, и она действительно бессмертна. Не знаю, где сможет возродиться Лена сама по себе, но я могу устроить так, что это произойдет недалеко от тебя. Если ты дашь мне свое согласие.
Ее плечи замерли. Я тоже застыл, ожидая ответа.
В следующий миг мое бедро пронзила острая боль, заставившая меня вскрикнуть. Сквозь мгновенно намокшие джинсы в мясо твердой рукой была всажена острая китайская шпилька, выхваченная из русых волос. Наташа вихрем взвилась с дивана, отпрянув на метр. Ее лицо ныне было лицом разгневанной Горгоны — мраморно-белая маска ненависти, пальцы хищно сгибались, даже волосы будто шевелились вокруг лица.
— Убирайся!
— Что?..
— Убирайся из моего дома!
— Постой!..
— Убирайся! — ее рука метнулась вперед. Я еле успел отбить в сторону выпад еще одной шпилькой-кинжалом. Тут же узкая ступня двинула меня по голени, острые ногти резнули по щеке. Вскочив с дивана, я отступил подальше, закрываясь подхваченным валиком. Она стояла, опустив руки, пронзая меня взглядом, где безудержный гнев уже уступал место ледяному презрению.
— Тебя что, пиявка укусила?
— Ты ведь из этих, да? — процедила она, глядя поверх меня. — Из грабовистов? ДРУГГ или как вас там? Что же я за дура, сразу не догадалась. Выследили, значит, вызнали все, суки. И конкурента грохнули заодно, да? Потому и помог? А может, он на вас и работал? Трупов-то я не видела. Ты ведь и соврешь — недорого возьмешь.
Дерьма на голову. Мне. Я даже не представлял, что мои слова могут быть так поняты.
— В общем, так, — она отвернулась и подошла к окну. — Можешь уматывать к своему патрону — его ведь недавно выпустили, так? — и сказать ему, что на мои деньги он может не рассчитывать. Моя сестра умрет так или иначе, и за сладкие байки я не собираюсь выкладывать зелень. Зря ты меня выслеживал. Небось, теперь не заплатят, а? Пошел вон.
— Ната, погоди…
— Пошел вон.
— Да дай ты мне хоть слово…
— Пошел вон!
Ну это уж слишком. Я ведь тоже человек, а не животное, мать твою за ногу!