Описывая случавшееся с нами тонкой нитью-строкой, сплетаемой в чудной клубок, он не упустил и открывшегося смысла — всюду, где мы проходили, чувствовались следы некоей могущественной сущности, стремившейся к до конца не понятым нами целям. Темная Мать, как называл ее Кассий, родила всех здешних обитателей, от мала до велика, но никто не помнил ее истинного облика, потому что все бежали в ужасе, скрываясь от нее все выше и выше. Она же пленила Соусейсеки, заманив нас в ловушку под личиной малышки Хины, но сделала это только чтобы иметь надо мной власть. Ведь если она была матерью этого мира, я был отцом.
От глубин черного отчаяния до фанатической решимости проросла во мне единственная идея — чтобы вернуть Соу, нужно вернуть власть над сном, и нет ничего иного на этом пути, чем нельзя пожертвовать. Впрочем, пока что позади осталось только вымышленное имя — не получилось остаться вороном, пройдя сквозь путрефакцию.
Синяя — или лазурная? — водяная вязь очередного плетения осталась на теле, постепенно проступив со времени моего погружения в воду вслед за Соусейсеки. Как и ее сущность, она оказалась текучей и теперь залила своими узорами голени и ступни, удерживаясь на других частях тела тонкими нитями-струйками. Она немало помогла нам в путешествии по недрам сна, и иногда я даже жалел, что не нанес ее раньше.
Было у меня и известие для Соу, заботливо сберегаемое в ожидании встречи. Окончательный план поисков Отца, подкрепленный фактами и логикой, должен был сработать…если только у меня получится выбраться из самого себя с этим знанием.
Хотя тогда я забыл слово "если", заменив его на "когда".
Гладкие ступени винтовой лестницы выводили нас с Кассием вверх, туда, откуда лился удивительно нежный и теплый желтый свет. На поверхность.
Антракс
Хватит. Хватит медлить. Я устал ждать. Я понял это сегодня утром, — хотя утром это можно было назвать весьма условно, единственным источником естественного освещения в Паде была земля, — когда проснулся. Мне не удалось создать кровать — теперь я пребывал здесь во плоти, Пад больше не был моим сновидением, превратившись просто в жестокий и страшный мир кары. Хорошо, что все необходимое я уже успел создать прежде. Медвежьи шкуры, несмотря на запыленность и весьма ощутимую вонючесть, оказались довольно мягкими.
Довольно пряток и догонялок. Довольно долгосрочного планирования — в нем больше не было нужды. План был выработан, выверен и согласован со штабом в лице меня самого. Отныне стратег должен уступить место тактику. С тактикой у меня прежде было плоховато. Правду сказать, хреново у меня было с тактикой до невозможности. Воспоминания об исходе моей первой атаки на Коракса до сих пор огненной паутиной пылали в темноте под закрытыми веками. Я вел себя как кретин, ничего не добившись и только все испортив. Ныне я стал умнее — по крайней мере, мне хотелось в это верить. Нет, не так. Я стал умнее. Точка. Не имел права не стать.
Иначе зачем тогда жить?
Когда Суок проснется, мы отправимся на поиски. Суок… Она спала у моего плеча, подтянув колени к груди и подложив под голову маленький кулачок. Прядь волос свесилась на лицо. Я осторожно подул на нее — дочь завозилась, но не проснулась. Дочь… Моя дочь. Прости меня.
Ее Роза Мистика продолжала набирать силу. Очень скоро она дозреет, обретет полное могущество, чтобы… чтобы достаться Суигинто. Да. Только с новыми силами она сможет противостоять уловкам очаровавшего ее чернокнижника. Я должен ее спасти и покарать своего врага.
Должен?
Да, должен. Если ему удастся провернуть свое грязное дело, Игра Алисы прервется и больше не возобновится. Если Соусейсеки станет Алисой… Что тогда произойдет с Суигинто? Со всеми остальными Сестрами? Понимает ли Коракс, на какую вечность безнадежного одиночества обрекает их? Скука и тоска, боль и пустота. А ведь он понимает, не может не понимать. Изверг. Установивший священные правила Розен — и тот был милосерднее, даря проигравшим возможность утешиться в смерти. Я должен остановить Коракса. А для этого придется… выпустить заготовленную пулю. И спасти…
Да, придется. Но…
А хочет ли она, чтобы ее спасали?
Дьявол. Я с проклятьем схватил за глотку и задушил эту мерзкую, чужую мысль. Я знал, кто это думает. Это был тот размякший, охомячившийся гаденыш, что селится в голове в минуту спокойствия и затем тихим говорком, как струйкой воды, день за днем подтачивает решимость, заливает жиром мышцы, погружает разум в дрему. Умри, тварь. У тебя нет власти надо мной.
Но если…
Но если Суигинто не понравится мое изделие? Ведь моя Роза была чужой, ее не касался Отец, она пришла из другого мира и не могла привести ее к цели. Батарейка, источник силы — да, но ведь и сама она не слаба. Ох… И впрямь, если так? Что мне тогда делать? Придать ей идентичность душам Семи? Но как? Я не знал, как Розен творил их, не держал их в руках, я даже не видел их. Нет, не выйдет. Присовокупить к ней еще какой-нибудь дар? Ага, букет цветов и литр коньяка. Чушь какая-то. Что я, чужой человек, могу ей такого предложить, что может прийтись ей по вкусу?