– Уповаю на то, что наши друзья познали радость на полях Мечей и Роз, – сказал я, потому что именно туда отправляются все достойные воины Аджи, и, если это правда, думаю, в остальных раях и адах намного спокойнее. – Но, надеюсь, я никого не оскорблю, если скажу: жаль, что их нет с нами.
– Они отдали жизнь за то, чтобы привести нас сюда, – сказал Брандгар. – Они погибли, чтобы научить нас тому, что мы должны знать. Они погибли, чтобы указать нам путь, а когда наше число сократилось и другие дела стали нам не под силу, мы трое поняли, куда нас призывают. – Гудрун и Майка кивнули с мудрым фатализмом, который мне никогда не нравился в моих друзьях из Аджи, и хотя мое присутствие на этой горе подтверждало мое же утверждение, что я ни разу в жизни не вел себя разумно, я при всем при этом был достаточно умен, чтобы не высказывать озабоченности их философией. Возможно, они всегда принимали это за проявление чувства товарищества. Да, признаюсь, загнанный в угол, я могу вести себя сдержанно, но, когда в ежедневнике значится встреча со Смертью, я предпочитаю разорвать соглашение. Для меня по-прежнему остается загадкой, как кому-то из жителей Аджи удалось выживать настолько долго, чтобы пересечь моря и заселить свои земли.
Мы возобновили подъем и вскоре оказались на краю уступа, где открывалось в ночь нечто вроде театра под полукруглым каменным сводом; он нависал над темнотой, которая вела в недра горы. Поднялся обжигающий ветер. Мы посмотрели на огни города далеко внизу, на черное море, окутанное туманом, и на тонкую, как волос, полоску заката, еще видную на горизонте. Позади раздался резкий скрежет, и Брандгар обернулся, высоко подняв Холодный Шип.
В ответ вспыхнул красный свет, запульсировал в глубине пещеры. Я не мог понять, отдельные ли это лампы или соединения многих огней, но в их разгорающемся свете я разглядел арочную дверь, достаточно широкую, чтобы пропустить три фургона, поставленных рядом. Я задумался, достаточно ли места оставил себе дракон для прохода и способен ли он выносить хоть малейшую тесноту. Бесполезные рассуждения! В пространстве между нами и дверью стояли две ровные шеренги столбов, и за каждым столбом виднелся мужской или женский силуэт.
Брандгар подошел, и силуэт ближайшего мужчины поднял руку.
– Остановитесь, – прошептал он хриплым болезненным голосом. – Никому входить сюда нет нужды.
– Если ты не предложишь нам более удобный вход, – сказал Брандгар, – мы пройдем здесь.
– Еще не поздно повернуть назад. – Теперь света хватало, чтобы увидеть, что обладатель хриплого голоса и все его товарищи наги, страшно худы и грязны. Бледную грудь у каждого закрывал нагрудник цвета тусклого перламутра, соединенный с бескровной плотью пульсирующими сегментами того, что можно было принять за молочно-белую многоножку. Эти белые сегменты, словно пришитые, уходили в тело и выходили узким дергающимся хвостом из шеи сзади. От этого выступа тянулись тонкие серебристые нити, соединявшие мужчин и женщин с их столбами. А на верху столбов в изящных медных вместилищах пульсировали комки плоти величиной с кулак. Мне доводилось глядеть смерти в лицо, и я с первого взгляда узнал человеческие сердца и ощутил ужас. – Хозяин на вас не сердится. Можете уйти восвояси.
– Благодарим вашего хозяина. – Брандгар опустил обмотанное кожей копье и закрутил в руке Холодный Шип, испускавший свет, как рябь на воде пускает солнечные зайчики. – Мы здесь по делу священной алчности, и никто нас не смеет останавливать.
Некоторые из зачарованных стражников явно не знают, когда следует прикусить язык, но этот понимал положение дел, поэтому кивнул и сразу перешел к враждебным действиям. Все духи с обнаженным сердцем набрали полные пригоршни пыли, и эта пыль превратилась в мечи. Восемь духов наступали на нас четверых, и, весело крутанув ножи, я присоединился к товарищам, чтобы показать, чего мы стоим.
Для Майки, Брандгара и меня, ветеранов многих стычек с колдунами, с их ловушками и адскими приспособлениями, было ясно, что слабое место этих тварей – сверкающие нити, соединяющие их со столбами. Уклоняясь от нападения, мы легко протанцевали, демонстрируя свое превосходство, и почти одновременно ударили оружием по нитям своих мишеней. Мне показалось, что я замахнулся на одуванчик, а ударил по граниту. Я оказался на земле, правая рука была охвачена холодной болью, и я едва успел сообразить и откатиться в сторону, как клинок высек искры из камня на том месте, где только что была моя голова.
– Я подумал, – пробормотал Брандгар (гневно потрясая Холодным Шипом, потому что либо его необыкновенная сила, либо какое-то свойство оружия позволяло ему удерживать эту тяжесть, тогда как мы с Майкой временно стали однорукими), – что это очевидное место для удара…
– Мы тоже так подумали, – простонали Майка.
– Говорите только за себя, увальни, – крикнула Гудрун, набросившая на камень яркую сеть изумрудного огня; отвечая на движения ее рук, зеленые линии вспыхивали, змеились и не давали подступиться нескольким духам.