Их соседи не вышли, когда они несли деда к могиле. Те немногие, что были на улице, свернули в сторону, скрылись в домах, захлопнули двери, словно мертвый дед мог заразить всех своей неудачей. Никто не предложил помощь и не выразил соболезнования.
Эйлейфр видел их. Эйлейфр и компания нагрузились элем и выжидали, когда он пойдет назад вместе с отцом, а не увидев его, отправились на поиски. Но вся деревня знала, что дед умер. Слухи распространялись подобно лесному пожару. И продолжают распространяться.
Ты сегодня утром видел Эгглафа? А сына его видел? Старик наконец в могиле – какое облегчение для всей деревни. Там ему и место.
Если ни он, ни его отец не приготовят сьюунд и лишатся дома и всего прочего, дом будет объявлен ничейным – и кто приберет себе дом, и землю, и все остальное? Кто, как не отец Эйлейфра, Райнбьёрд? Не для того чтобы жить там – у Райнбьёрда отличный дом. Наверное, он поселит там коз, использует их дом вместо сарая. Или позволит отцу остаться и работать на него.
Они могли пасть еще ниже. Он не хотел об этом думать.
Но даже гнев отступил, когда от голода у него начала кружиться голова. Туман сгустился, и он испугался, что сошел с тропы.
Следовало присесть, согреться и подкрепиться хлебом, который дал ему отец. В низинах туман был особенно густым, но дождь прекратился, и, когда после полудня подует ветер с моря, дымка развеется. Он верил, что так и будет, даже если он забрел в ложбину и оказался в излюбленных туманом местах.
Он внимательно проследил за тем, чтобы сесть лицом в ту же сторону, куда шел, а не ошибиться и не развернуться; в таких безлюдных местах могут бродить тролли, которые любят заводить путников в трясины и ямы. Тролли могут походить на деревья, которых вдоль тропы росло немало, или камни, которых здесь лежало с избытком, и разделочный нож от них не защитит, но эти страхи его странным образом не тревожили.
Грендель мертв, напомнил он отцу. Если это не так, вот худшие тролли, которых следует бояться, Грендель и его мать, не выносящие солнца, таящиеся в ночи, и тумане, и темных углах. Но… мертв, сказал он себе. Дед в это верил. Эти двое никогда больше не тревожили Хеорот после возвращения Беовульфа с рукоятью меча, который справился с матерью тролля, когда Хрунтинг потерпел неудачу. Халли слышал, как поют эту историю, как великий герой одержал победу, несмотря на промах Хрунтинга, как Беовульф отшвырнул Хрунтинга в сторону и нашел среди золота другой меч – меч, который ковали йотуны и который расплавился, коснувшись твердого тролльего сердца.
Со дна Грендельсъяра, глубокого озера, великий герой поднял голову Гренделя и рукоять йотунского меча.
Однако в той же самой песне пелось: покидая Хеорот с тяжелым грузом Хродгарова золота, Беовульф послал человека, чтобы вручить деду меч. Послал человека. И послал меч. Словно это было достаточной ценой за утрату сокровища рода Эгглафа.
Можно лишь пожалеть троллей, стариков из камня, земли и воды, древних, как холмы, под которыми они живут. Эти создания подобны йотунам, рождены землей и предпочитают места, где нет людей. Всеотец позволил им жить, если они будут смирно сидеть в своих обиталищах. Великие йотуны, инеистые великаны, – другое дело, но тролли обычно держались наособицу и не причиняли вреда.
Грендель преступил черту и стал угрозой. Он являлся в Хеорот – как и положено троллю, по ночам, – забирался в великий медовый чертог и убивал воинов, которых привлекло Хродгарово золото.
Дед его видел. «Высокий, как дерево, – говорил он, стоя перед очагом. Потом раскидывал руки. – Могучий, как медведь, и с таким же ревом. Таков был его голос. Словно ломающиеся балки. Словно катящиеся булыжники. Никто не понимал его речь, но он произносил слова. У него был скошенный лоб. Спутанные волосы и борода. Он носил куски брони, а в качестве посоха – молодое деревце, узловатое, с веточками. Он был стремительной тенью. Воины кинулись к оружию, а Грендель полез наверх, опрокинул скамьи, повис на главной балке – и исчез в ночи, оставив мертвых. Троих воинов больше никто не видел – они то ли сбежали, то ли были убиты».
Халли просил рассказать эту историю снова и снова. Иногда Грендель был высоким, как дерево, иногда могучим, как медведь – однако насчет троих воинов дед никогда не сомневался.
Пусть тролль – но тролль этой земли. Часть их камней, их почвы, разгневанный людьми Хродгара. Или самим Хродгаром, по причине, о которой песни умалчивали.
Хродгар скверно обошелся с дедом. Не вышвырнул его на улицу, но чести в том чертоге дед больше не знал. Дед сказал Хродгару не выдавать дочь за Ингельда. Хродгар холодно отклонил его совет, предложил мир старому врагу и посеял вражду в собственном доме, приведшую к кровавой междоусобице, какой не знали в легендах. Четыре лорда за год, два – за один час. Хеорот пал.
Халли съел кусок хлеба, выплюнул песчинки – их жернов, и так не лучший, становился день ото дня все хуже, и следовало быть осторожным. Он спрятал буханку под куртку, понимая, что придется экономить. По куску хлеба в день. Больше трех дней у него нет.