Книга мертвых

– Если это послужит вам утешением, признаюсь, что данный поступок стал сюрпризом для всех нас. Это значит, наши предположения относительно вашего брата оказались неверны. Мы думали, что, после того как у него выманили «Сердце Люцифера» – самый ценный для него алмаз, – он на некоторое время заляжет на дно, чтобы зализать раны, составить план действия, но ошиблись.

Тут вмешался Краснер, и его жизнерадостный голос составил резкий контраст монотонной речи Глинна:

– Уничтожив алмазы, на разработку похищения которых было потрачено столько лет, алмазы, которые были для него предметом страсти и необходимости, он уничтожил какую-то часть себя. Это своего рода самоубийство – он подчинился власти своих демонов.

– Когда нам стало известно, что случилось с алмазами, мы поняли, что составленный нами психологический портрет Диогена в корне неверен, – продолжал Глинн. – Поэтому мы заново проанализировали имевшиеся у нас данные, собрали дополнительную информацию. И вот результат. – Он кивнул на лежавший на столе толстый том. – Чтобы избавить вас от лишних подробностей, скажу, что результаты наших исследований сводятся к одному.

– К чему же?

– Похищение алмазов не было тем «идеальным преступлением», о котором говорил Диоген. Не было им и поругание, которому он подверг вас – вначале убив ваших друзей, а потом сделав так, что в этих убийствах обвинили вас. Мы не имеем ни малейшего представления о том, каковы его намерения, но факт остается фактом: самому зловещему преступлению еще только суждено совершиться.

– А как же дата, указанная в его письме?

– Очередная ложь или по крайней мере попытка отвлечь внимание. Похищение алмазов изначально входило в его планы, однако решение их уничтожить принято спонтанно. Но это не меняет того факта, что серия преступлений была тщательно спланирована, с тем чтобы постоянно держать вас в напряжении, сбивать со следа, а самому всегда находиться на шаг впереди. Должен сказать, что глубина и сложность плана, разработанного вашим братом, поистине впечатляют.

– Значит, преступление еще только готовится, – сухо произнес Пендергаст. – Вам известно, какого рода это преступление или хотя бы когда оно будет совершено?

– Нет, мы подозреваем лишь, что это произойдет совсем скоро – может быть, завтра, может, сегодня вечером. Поэтому нам было так важно как можно скорее освободить вас из Херкмора.

Пендергаст немного помолчал.

– Не вижу, чем я могу вам помочь, – произнес он наконец, и в его голосе прозвучала горечь. – Вы же сами видите: я только и делал что ошибался.

– Агент Пендергаст, вы именно тот человек – тот единственный человек, – который может нам помочь. И вы сами это знаете.

Пендергаст ничего не ответил, и Глинн продолжил:

– Мы рассчитывали, что составленный нами криминальный психологический портрет позволит предсказать его следующие шаги. Так и произошло… но лишь в определенном смысле. Нам известно, что он совершенно искренне считает себя жертвой, и этим мотивируются многие его действия. Он уверен, что в отношении его было совершено ужасное злодеяние. Поэтому мы думаем, что его «идеальное преступление» станет попыткой совершить такое же злодеяние в отношении большого числа людей.

– Совершенно верно, – перебил его Краснер. – Ваш брат хочет придать злу всеобщий характер, сделать его публичным, заставить других разделить его боль.

Глинн нагнулся над столом и пристально посмотрел на Пендергаста:

– Нам известно кое-что еще. Именно вы причинили вашему брату эту боль – по крайней мере он так считает.

– Это полный абсурд, – ответил Пендергаст.

– Что-то произошло между вами и вашим братом в раннем детстве – что-то настолько ужасное, что нанесло окончательный удар по его уже и без того больному рассудку и стало причиной его дальнейших поступков. Для полноценного анализа нам не хватает очень важной части информации – о том, что произошло между вами и Диогеном. А между тем память о том событии заключена вот здесь. – Глинн указал на голову Пендергаста.

– Мы уже это обсуждали, – сухо ответил Пендергаст. – И я рассказал вам обо всем, что происходило между мной и братом. У меня даже состоялась весьма странная беседа с уважаемым доктором Краснером в этом самом кабинете, но она не принесла никаких результатов. Я не совершал в его отношении никакой жестокости, о которой впоследствии мог забыть. У меня фотографическая память.

– Простите, но позвольте с вами не согласиться. Такое событие имело место. Должно было иметь. Других объяснений не существует.

– Тогда прошу меня извинить. Даже если вы правы, я ничего подобного не помню и, очевидно, никогда не смогу вспомнить. Вы уже сами в этом убедились.

Глинн сцепил пальцы и устремил на них задумчивый взгляд. На мгновение в комнате стало совсем тихо.