Книга о вкусной и нездоровой пище или еда русских в Израиле

Сколь многоног велик протяжен столь —весь – монолог – неимоверный стол.Разобраны охотничьи ножи,за недостоинством столовых инструментов,предложенных к разъятью элементов,как-то: распутыванью жил-не-жилкрепленья крыл кивания голови певчих горлышек занятные устройства

познанья желчи на язык и вкус и свойстваи содержанье форма каплунов.<…>По истощеньи иерусалимских лоз,что слаще монастырского пилось?Чья искусительская выглядит стопаиз-под перин разнеженной Европы?Затем и бродим мы стопа в стопу по тропам,дионисийские выделывая па —

сами – опивки гомерических пиров —чужих пиров – чему не огорченны —пьем неразбавленное – в чем подобны черни —и пьем бродячее – так, не смотрите в ров.Пьем вина черные, пока на дне винане выкатится полная луна,и вина красные облизывает с губязык, набивший сам себе оскому,

а вина черные еще глотком влекомык надтреснувшему горлышку бегут!Еще глоток – и – выдохнется – ах! —как черный пар души твоей, особа —изюм бренчит об костяное нёбо,гной винограда стынет на клыках!Пьем вина белые, покуда дотемнасо дна не встанет черная луна!Пьем вина столь прозрачные, что звон

уже опорожненных ямбов нежныхвселяет в нас нетвердую надежду,что то же пьем, что пили испокон…(Михаил Генделев. «Охота на единорога», Иерусалим, 1981 г.)

И тут вносят роскошь юных лет. Впервые, если вы не запамятовали, приготовленные мною. На медные деньги. Потому что в доме – шаром покати. Одна воскресная библиотека для чтения. Когда воскресну, сразу кинусь читать и перечитывать.

Итак: помыл, как мог, и нарезал клубни тонкими ломтиками. На смеси сливочного и минимуме растительного масла обжарил с эфемерным количеством зеленого лука до цвета светлого веселого янтаря. Добавил в сотейник 2 столовые ложки пшеничной муки, она позолотела, а я залил грибы одним стаканом чистой кипяченой воды, посолил и, все время помешивая (эх, мне б насторожиться на скрип, да было уже поздно, чего там!…), отваривал 25 минут, после чего аккуратнейше влил в грибной этот сгущенный отвар 2 стакана сливок. Попробовал: ну что тут говорить? А то тут говорить, что «ни до, ни после – вкусней я блюд не смаковал» (С. Лифарь). Говорить тут безусловно нечего. Меня душили слезы, особенно меня душили слезы, когда я аккуратно взял громадную эту сковородку, опорожнил ее в мусорное ведро. Это было самое изумительное, самое тонкое блюдо в моей жизни, которую я всерьез намереваюсь теперь покончить наложением рук на себя, недоумка.

Это было самое нежное, тонкое, восхитительное и т. д., и еще т. д. и т. п. – из всего, что я попробовал в прошлой своей жизни уже. И подвели меня – бедность моя да неопытность моя. Грибы, фрикасе из лучшего в мире гриба – трюфеля я безнадежно испортил!!! Фрикасе скрипело на зубах: песок! Я не почистил грибы, пожадничал, полагая достаточным просто тщательно помыть клубни щеткой! А следовало – эх! Следовало их очистить! Очистить от кожуры! Фиаско? Нет, не фиаско! Карачун. Чума на оба наших чума. И когда, и когда мы теперь сможем отнять у дружелюбного стоматолога необходимую ссуду на предмет приобретенья черных трюфелей? Никогда мы не сможем отнять необходимых сумм, сезон охоты на трюфели проходит безвозвратно, кабаны теряют невинность и сыскную квалификацию, жизнь проходит, таланты транжирятся по пустякам! И пришлось моим названным и произвольно навалившим на предмет отведать на халяву трюфелей гостям удовольствоваться всего-то телятиной по-льежски с яблоками а-ля Байяр, о чем в полном объеме пойдет речь уже в следующей главе…

Но сколь безутешен я, ибо вкусил и сплюнул. И песок той самой «могилы», которую, как говорят французы, мы роем своими зубами, – скрипит на этих моих зубах.

С черепахой и без