Книга осенних голосов

Я поэт, но мечтаю, чтобы язык исчез,Потому что на самом деле слова – заслон.Пусть тебе на заре приснится гренландский лес,Где у самки оленя вырос индийский слон.Потому что на самом деле не надо стен,Чтобы сердце в конце пути обрело приют.Видишь, как розовеет сакура в стиле дзен,А над ней по-славянски колокола поют?Вне широт и меридианов меня несетПо какой-то другой системе координат.

С языком я умею делать, ей-богу, все:Только Истина все равно остается над.И поэтому надо сбросить горбатый груз,Чтобы шли пилигримы с воздухом в рюкзаке,А прохожие кошки пели собачий блюзНа старинном зверином ангельском языке.

Чужая зима

Зима. Как половники в каше рисовой,Из снега таращатся новостройки.А наша химичка Нинель БорисовнаСегодня не в духе и ставит двойки.

Вот в класс она входит, свирепо фыркая.Вот мел проверяет с улыбкой монстра…И мы наклоняемся над пробирками,В кулак зажимая остатки мозга.Отличницы парятся, клуши клушами:Потеют ладошки, дрожат коленки.А мне – фиолетово. Я подслушивалВ учительской комнате возле стенки:Уткнувшись подруге в жакетик плисовый,Она причитала у самой двери.

Я знаю, что муж у Нинель Борисовны —Известный художник и ей не верен.Что пишет в эстетике сюр пейзажи он,Что год уже спит с поэтессой-сукой;Что скоро ее похоронят заживоПод газовой плиткой с кастрюлькой супа!Потом, выходя отвечать задачку ейВ безвыходной ауре общей комы,Я крикнул, чернильной тоской испачканный:«Решали бы лучше проблемы дома!»Девчонка прищелкнула ногтем лаковым.

Проснулся придурок с последней парты.Нинель покачнулась и вдруг заплакала,Забыв о приличиях и стандартах…Шли годы, как пошлый сюжет блокбастера.По жизни скакали козлы и козы.Художник тот спился. А Муза МастераСкончалась в притоне от передоза.Но зимы красивы у нас немыслимо,И так же морозы крепки и стойки!Седая, как вьюга, Нинель БорисовнаСчитает снежинки и ставит двойки.

Мной