Книга отзывов и предисловий

Притом, как пишет в предисловии к книге Сергей Завьялов, в «циклопическом, беспрецедентном для русской поэзии словаре Михаила Еремина… отсутствует одно слово, обогнавшее в русском языке по частотности все остальные. Это слово Я». Еремин за десятилетия до очень многих роняет в поэтическую почву семена бессубъектности, о которой так много писали в последние годы. Плоды этих семян – многочисленные точки зрения, ракурсы, с которых можно смотреть на мир; безгласное «я» оказывается ростком интереса, каким-то прозрачным стеблем, отличным от «равнодушной природы» – от «лона заводи», которое «с холодным блеском / Удваивает что брюшко ничтожной водомерки, / Что Водолея звездный лик»). В случае Еремина в основе этого отказа от «я» – интерес к преображению мира, готовность к учтивости, восхищению, страданию за него, интерпретации происходящего с ним:

Сакральные куртины, рощи и дубравыВ долгу у ревностных адептовЗа истовое почитаниеИ в страхе, что за промедленье в исполненье мольб,Того гляди, сведут под кореньНетерпеливые поклонники. Товарный древостойЗависит от лесопромышленников.

Но где-то, говорят, живется вольно самосеву.

Под этим стихотворением есть краткое пояснение (что-то вроде эпиграфа наоборот) – «ЛК РФ. 2.15; 1.16, 19»: отсылки, очевидно, к статьям Лесного кодекса, регламентирующего пользование лесами. Бытие леса и гибель леса – сквозные мотивы ереминской поэзии. Многие его тексты об этом – как бы комментарии к одиночному впечатлению, максимальное его укрупнение:

Войти под кров древесных крон (ФитоценозНа третий день Творения?), как в храм,Понеже лесом осязаемо движениеИ видимо кипрейным гарямИ вейниковым вырубкам,И не у всякого дыхания,

Но у растений —Не сказано ли? – пренатальный опыт смерти.

Как недавно сформулировала Анна Родионова, «поэзия этична, потому что отзывчива». У ереминской эстетики вглядывания, барочного связывания наблюдаемого мира со всем неповерхностным универсумом знаний может быть несколько этических (в смысле скорее этоса, чем этики) последствий. Вот два стихотворения 2003 и 2016 годов:

Не в некотором ли краю,Где живокость в комоде морит моль,А сахаромицетыЖивят в деже опару,Ничтожиться,

Покорность перенявОт вытеребленного льна? Крамольность —От конопляных волн?

То есть – не стоит ли в том мире, где все идет по-заведенному, но в этой заведенности – и гибель, и созидание, оставаться максимально пассивным, ведь некие смыслы и качества в тебя все равно будут вчитаны культурой?

Проведать о коварной силе, заключенной в настуране,И высвободить оную.Прознать, что в роговой обманке некогда,Невесть зачем, упрятано зеленое бутылочное

Стекло, и выплавить.Прозреть в каррарской или, скажем, коелгинской глыбеЧело поэта, торс героя, выворотность балерины,И (фермуар, бучарда, вдохновение) создать.

А здесь, напротив, речь о творении. Это стихотворение, перечисляющее минералы, отсылает, судя по всему, к словам, приписываемым Микеланджело и Родену («Беру камень и отсекаю все лишнее»), – но утверждает не создание прекрасного, а сам принцип высвобождения потенциала из материи (настуран – это ураносодержащий минерал, и понятно, какую силу из него можно получить). Стихи Еремина создают разные возможности, ставя вопрос: как вести себя по отношению к миру?

Книга завершается избранными переводами Еремина – которые резонируют с его поэзией: Т. С. Элиот – медитативным тоном, Харт Крейн – темами, Мухаммад Икбал – масштабом сравнений («Наш мир земной – он наших чувств и ощущений плод: / Он есть пока мы бодрствуем, уснем – он пропадет. // Я взгляд перевожу с земли на небо, вновь на землю – / В тот миг вычерчивает циркуль взгляда небосвод»), а Хушхаль-хан Хаттак – морализмом, который в собственных стихах Еремина лишь едва уловим. Переводы блистательные.

Богдан Агрис. Паутина повилика. М.: Русский Гулливер, 2021

Горький