Читаем Книга прикосновений полностью

Если можешь с ним не спать — не спи. Если он соблазнителен, что пожар, и ну очень хочется попробовать, — на свой страх и риск. У вас просто секс. И, скорее всего, разовый. Просто сразу отдавай отчет, что нет, влюбляться запрещено. Надеяться запрещено. Инициировать самой что-либо запрещено. Он — табу на серьезные отношения. Не твой мужчина. Он просто для секса, потому что это вот та крайняя ситуация, когда ты себе не простишь, если не попробуешь. Как есть рыбу фугу — кому-то потенциальное самоубийство нравится. Для ценителей — деликатес и божественное лакомство.

Если твоя сила воли чуть слабее бульдозера, и ты знаешь, что из той породы девушек, которые не умеют подавлять ненужные чувства, — не надо, тебе может быть очень больно.

Если ты способна не дать себе влюбиться в недостойного парня, — вперед. Продолжая аналогию с рыбой фугу, — здесь ты шеф-повар, ответственный за непроникновение яда в свой организм. Не заиграйся.

* * *

Частички магии в большом городе.



Маленькие магазинчики с книгами по искусству и фотоальбомами. Или с виниловыми пластинками, где продавец включает сбивчивый, нервный, но атмосферный ню-джаз.

Все такое дорогое, что сюда почти никто не заходит. И вы бесконечно болтаете о пластинках, которые ты мечтаешь купить, но едва ли когда-нибудь купишь.

Закоулки и закутки городских кластеров. С бесплатными выставками художников, которых никто не знает. С магазинами мелочей — кружки, значки, блокноты, вывески, самодельное мыло, шопперы, открытки, бальзамы для губ, свечи, диффузоры. Арки, которые ведут в никуда. Пустынные этажи зданий, литые лестницы. Граффити, воспроизводящие классику. Кофе во всех его проявлениях.

От этого начинает кружиться голова.

Грань между обшарпанностью и намерением. Между беспорядком и гармонией. Творческий выкрик. Андеграунд.

В таких местах выпадаешь из суеты. Из пространства. Оно словно расправляет тебя изнутри, настраивает на трепет городских улиц, стен, фонарей, воздуха, людей, разговоров.

Второе дыхание.

* * *

Людей должна окружать красота. От этого зависит, насколько мы чувствуем себя людьми. Это как отношение к себе нас самих и отношение к нам окружающих.

Я говорю про города, здания, общественные пространства, места, куда пойти и что посетить. Уличные украшения. Эстетику. Нам нужна красивая эстетика. Казалось бы — зачем? Все равно лишь до работы добраться, проторчать весь день в офисе, а затем, уже затемно возвращаться домой. Какая разница?

Но разница — тончайшая — есть. Я так люблю лабиринты Питера. Изгибы домов, парадный вид, пусть иногда слегка облезлый и потертый, словно после долгого бала и большого количества шампанского. Но я чувствую, что все было бы совсем по-другому, если бы это был просто однотипный кирпич. Просто блоки серого бетона. Просто кое-как сколоченное дерево. Хорошие дороги, плохие дороги и отсутствие дорог — это разница. И оно все, все ведет к тому, насколько себя чувствуешь человеком. Достойным. Прекрасным. И вроде странно — при чем здесь город? Благоустройство? Должно быть удобно, так ведь? Так; но еще — красиво.

Были целые серии экспериментов. Благоустройство влияет на снижение преступности. Красота и чистота влияют на поведение людей. Мы хотим становиться лучше среди лучшего. Мы чувствуем себя счастливее.

Поэтому пусть все будет красивым. Благородным. Фотогеничным. Нам нужны романтичные фотографии, шум, ритм и пульсация города. Нужна золотистая вечерняя подсветка. Башни. Эркеры. Аллеи. Скамейки. Фонтаны. Нам нужно искусство. А город — это такой же гимн искусству, как и любой общедоступный музей.

* * *

Я преступно люблю книги, где авторы сбрасывают с себя маски красивости и благопристойности — и пишут эту жизнь так, как она есть. Ничего из себя не строя. Потому что, иногда, оглядываясь вокруг, мне кажется, что все, все подряд так любят быть правильными и… искусственными. Все гонятся за красивой картинкой, хорошим впечатлением и розовыми очками. Мало кто признает противоречивость мыслей, и то, что является естественным, но мы называем «грязным».

Зачем?

Зачем, если мы все это чувствуем?

Мы заключаем в рамки себя — и не прощаем, когда себя освобождают от рамок окружающие.

А я хочу жизни и правды, настоящих людей и настоящие чувства.

И чаще, чем в жизни, это можно встретить в книгах. Потому что иногда проще что-то написать, чем высказать вслух. Да и книги ты переберешь быстрее, чем окружающих. Больше шансов найти частички золота.

Я так высоко ценю честность и простоту. Иногда быть честным — невероятно сложно, даже в книге. Это снимать свою броню, деталь за деталью, и подставляться под удар. Делать себя уязвимым. Открытым.

Я хочу чествовать каждого такого автора. Говорить — я вас слышу, я вас понимаю и ценю. Вы — сокровища, оазис в этой пересохшей пустыне.

* * *

Время запустить пластинку. Кусочек затертого шороха — и музыка. Заполнить комнату волнами дыма и ароматами. Вытянуть наугад карту Таро. Посмотреть в окно на звезды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Киевская Русь
Киевская Русь

Эта книга о том, как образовалось, крепло, развивалось и погибло первое русское государство. Возникшее в IX веке под властью Рюриковичей, воспринявшее через Византию христианскую культуру, обретшее военную силу, в период расцвета оно занимало обширную территорию между Черным и Балтийским морями. Но амбиции удельных князей раздробили его на части, а затем монгольское нашествие подвело черту под его историей. Лишь спустя столетия русские вновь смогли объединиться в единое целое, но уже вокруг другого центра – не Киева, а Москвы. В своем фундаментальном труде Георгий Вернадский последовательно описывает этапы становления Киевской Руси, говорит об источниках формирования русской цивилизации, подробно рассказывает о быте, культуре, экономике, религии, социальной организации древнерусского общества. Георгий Вернадский (1888—1973) – выдающийся русско-американский историк, профессор Йельского университета, ученик Василия Ключевского и сын великого мыслителя Владимира Вернадского.

Борис Дмитриевич Греков , Георгий Владимирович Вернадский , Михаил Михайлович Карпович , Сергей леонидович Выливной

Публицистика / История / Эзотерика / Образование и наука