Читаем Книга странствий полностью

Много раз я, начальство не зля, обещал опустить мои шторы, но фальшивы мои векселя и несчастны мои кредиторы.

* * *

Сплелись бесчисленные нити в нерасторжимые узлы, и, не завися от событий, капустой ведают козлы.

* * *

Случаем, нежданно, без разбега, словно без малейшего усилья но летит российская телега, в воздухе сколачивая крылья.

* * *

Временно и зыбко нас украсила воля многоцветьем фонарей; гласность означает разногласие, а оно в России - как еврей.

* * *

Трудно жить в подлунном мире,
ибо в обществе двуногих то, что дважды два - четыре, раздражает очень многих.

* * *

Питомцы лагерной морали, на воле вмиг раскрепостясь, мы рвались жить и жадно крали, на даже мизер жалко льстясь.

* * *

Менее ли хищен птеродактиль, знающий анапест, ямб и дактиль?

* * *

Так меняются от рабства народы, что опасны для такого народа преждевременные роды свободы, задыхающейся без кислорода.

* * *

Хорошо, что ворвался шипучий свежий воздух в российское слово, от него нам не сделалось лучше, но начальникам стало хуёво.

* * *

Усталы, равнодушны и убоги, к мечте своей несбыточной опять плетёмся мы без веры и дороги, мечтая перестать о ней мечтать.

* * *

Судьба рабов подобна эху рабы не в силах угадать, мёд или яд прольётся сверху и сколько длится благодать.

* * *

Душа не призрак-недотрога, в душе текут раздор и спор: в ней есть бурчание, изжога, отрыжка, колики, запор.

* * *

Еврей живёт пока неплохо, но век занёс уже пращу: - Шерше ля Хайм, - кричит эпоха, сейчас я вмиг его прощу!

* * *

Сокрыто в пьянстве чудо непростое,
столетия секрет его таят, оно трясёт российские устои, которые на нём же и стоят.

* * *

Я горе хотя и помыкал, но пробыл недолго в тюрьме, а вылетя, вновь зачирикал, копаясь в любимом дерьме.

* * *

Судьба разделится межой, чужбина родиной не станет, но станет родина чужой, и в душу память шрамом канет.

* * *

Ещё на поезд нету давки, ещё течёт порядок дней, ещё евреи держат лавки, где стёкла ждут уже камней.

* * *

Власть невольно обездолила наши души вольных зэков, когда свыше нам позволила
превращаться в человеков.

* * *

Под сенью пылкой русской дерзости и с ней смыкаясь интересом, таится столько гнусной мерзости, что мне спокойней жить под прессом.

* * *

Китайцы Россию захватят нескоро, но тут и взовьётся наш пафос гражданский, в России достанет лесов и простора собраться евреям в отряд партизанский.

* * *

Он мерзок, стар и неумён, а ходит всё равно с таким лицом, как будто он один лишь ел гавно.

* * *

Когда протяжно и натужно Рак на берёзе закукует, мы станем жить настолько дружно, что всех евреев - ветром сдует.

* * *

Перейти на страницу:

Похожие книги

Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна
Андрей Сахаров, Елена Боннэр и друзья: жизнь была типична, трагична и прекрасна

Книга, которую читатель держит в руках, составлена в память о Елене Георгиевне Боннэр, которой принадлежит вынесенная в подзаголовок фраза «жизнь была типична, трагична и прекрасна». Большинство наших сограждан знает Елену Георгиевну как жену академика А. Д. Сахарова, как его соратницу и помощницу. Это и понятно — через слишком большие испытания пришлось им пройти за те 20 лет, что они были вместе. Но судьба Елены Георгиевны выходит за рамки жены и соратницы великого человека. Этому посвящена настоящая книга, состоящая из трех разделов: (I) Биография, рассказанная способом монтажа ее собственных автобиографических текстов и фрагментов «Воспоминаний» А. Д. Сахарова, (II) воспоминания о Е. Г. Боннэр, (III) ряд ключевых документов и несколько статей самой Елены Георгиевны. Наконец, в этом разделе помещена составленная Татьяной Янкелевич подборка «Любимые стихи моей мамы»: литература и, особенно, стихи играли в жизни Елены Георгиевны большую роль.

Борис Львович Альтшулер , Леонид Борисович Литинский , Леонид Литинский

Биографии и Мемуары / Документальное