Книга утраченных имен

Но к ней он не вернется. И теперь у нее даже нет никаких шансов узнать, не угрожает ли ему какая-нибудь опасность. По крайней мере, документы на имя Андраса Кёнига обеспечат ему дополнительную защиту. Но она понимала, что все это окажется бесполезным, если его поймают с поличным при совершении какого-нибудь преступления или если он ненароком выдаст себя. Отец Клеман был прав, ей оставалось только молиться.

Поэтому она сосредоточилась на стопке газет «Журналь офисьель». Ева перелистывала страницы и искала имена, которые она могла бы использовать для людей вроде Реми, готовившихся к сражению на передовой в битве, о приближении которой немцы еще даже не догадывались.

* * *

На следующей неделе Ева всего три раза возвращалась в пансион переночевать с матерью в их номере, в остальные ночи она оставалась в церкви, изучала газеты, подделывала документы и, когда получалось, выкраивала несколько часов для сна. Нужно было печатать продуктовые карточки, делать удостоверения личности, защищать детей, помогать скрываться участникам Сопротивления. Работы не становилось меньше, а Женевьева хоть и уходила до наступления вечера, работала, к ее чести, так же напряженно, как Ева, и умела разрядить мрачную атмосферу в библиотеке.

В четверг вечером, после того как отец Клеман сообщил новости о Реми, Ева наконец-то позволила себе уйти чуть пораньше. Она застала мать в холле пансиона. Мамуся сидела у окна и смотрела в него с отсутствующим видом.

– Мамуся, с тобой все хорошо? – спросила Ева и села рядом.

Мать даже не обернулась и не посмотрела на нее.

– Я думаю о том, где сейчас отец.

Ева крепко зажмурилась, а потом снова открыла глаза.

– Мамуся… – начала она.

– Ты знаешь, что мы делали в этот день тридцать лет назад?

– Нет, мамуся.

– Мы поженились. Он взял напрокат костюм, а я была в белом платье, и мне казалось, что все мои мечты осуществились. Мы думали, что впереди нас ждет чудесная жизнь вместе. Долгая жизнь. И что с нами стало? Он где-то на востоке, возможно, переживает за меня, а я здесь, совсем одна.

– Ох, мамуся! – Ева совсем забыла про эту дату. – С годовщиной! Прости, что не поздравила. Но ты не права, ты вовсе не одна. Я с тобой.

– Ты живешь в своем мире, Ева, и в нем нет места для меня.

Еве хотелось сказать, что там ни для кого не осталось места, но это было неправдой. В ее мире когда-то было место для Реми, а теперь этот уголок оставался темным и холодным.

– Мамуся, я всегда буду с тобой. Прости, что не смогла убедить тебя в этом.

Мамуся вздохнула:

– Эти извинения не вернут мне твоего отца. – Она встала и ушла. Через некоторое время Ева услышала, как хлопнула дверь в их комнату.

Из кухни появилась мадам Барбье, вытиравшая полотенцем руки.

– Все хорошо?

– Я… что бы ни делала, я только расстраиваю маму.

– Моя дорогая, ваша мать опустошена. Она устала надеяться, устала ждать. – Мадам Барбье подошла к Еве и положила ей руку на плечо. – Как и все мы. Эта война продолжается слишком долго. И ваша мать считает, что у нее отняли самых дорогих ее сердцу людей: вас с отцом.

– Отняли? Но ведь я же с ней.

– Она не чувствует этого, и вы тут не виноваты.

– Но она – вся моя семья.

– Во время таких войн, как нынешняя, приходит понимание, что семья – это не только те, с кем связывают кровные узы. Я теперь тоже ваша семья, как и отец Клеман. И все те дети, которых вы помогаете спасать, а также мужчины и женщины, продолжающие сражаться за Францию, в том числе и благодаря вашему участию.

– Но это никак не наладит моих отношений с матерью.

– Однажды она поймет, что таково ваше призвание.

Ева внимательно посмотрела на нее.

– Но теперь, когда с нами нет отца… – Она не смогла закончить фразу.

– Милая моя девочка, неужели не ясно? – Мадам Барбье улыбнулась ей. – Без людей вроде вас Франция будет брошена на растерзание волкам. Единственный способ спасти вашу мать – спасти Францию. Именно этим вы и занимаетесь.

После того как мадам Барбье снова вернулась на кухню, Ева постучала в запертую дверь комнаты, которую она делила с матерью, но ей никто не ответил.

– Мамуся, пожалуйста, открой, – крикнула Ева через деревянную дверь. – Я люблю тебя. И не хочу, чтобы ты страдала из-за меня.

– Уходи. – Ответ матери прозвучал глухо, но Ева хорошо расслышала это слово.

– Мамуся…

– Я прошу тебя, Ева. Мне хочется побыть одной.

Сначала Ева думала остаться и, попросив прощения, переубедить мать, ведь она не желала причинить ей боль, но мадам Барбье была права. Если Франция падет, ее мать в конце концов депортируют просто из-за того, что в ее жилах течет еврейская кровь. Долг Евы – помешать этому, а значит, ей необходимо вернуться к работе.

Улицы были пустынными, и по дороге к церкви никто не потревожил ее. У алтаря горели свечи, Ева опустилась на колени, чтобы помолиться. Ее больше не смущало, что этот распятый на кресте человек с добрыми печальными глазами не должен ничего для нее значить. Теперь она знала – все они на одной стороне. Она молилась о матери и об отце; молилась о Реми; молилась, чтобы у нее хватило сил поступать по совести, какой бы смысл она в это ни вкладывала.