Кобыла-охранница

— У меня был хороший учитель. Выдающийся учитель. И я была… эх, терпеть не могу это слово… они говорили, что я была одарённой. Я уже завершила предварительное обучение к тому времени, как получила свою кьютимарку, и собиралась стать настоящим врачом. Я училась у доктора Монингстара.

— А я бы сейчас поучилась у доктора Виски.

— Алкоголь тебе сейчас не поможет. Да и мы всё равно его уже израсходовали на стерилизацию инструментов и тебя.

— Меня стерилизовали? А я-то надеялась сделать свою Маму первой бабушкой Стойла.

«Ух ты! Оказывается, маленькая серая пегаска умеет менять свой цвет!»

— Жалко, что виски не осталось. — Я посмотрела на неё. — А скотч есть?

Она засмеялась, теребя копытом нос и пытаясь этим скрыть свою улыбку.

— Забавно, но это был его любимый метод «анестезии» после экзаменов. И так же мы «лечились» после его лекций. Но всё же он был очень хорошим преподавателем и чудесным врачом. Мне пришлось бы годами ждать, чтобы понаблюдать за такими операциями, на которых он разрешал мне присутствовать. И даже ассистировать ему, если операция была несложной.

Она склонила голову и тихонько прошептала:

— Я видела, как он проводил операцию при травме позвоночника, похожей на твою.

— Так что же случилось? — я заметила, как она вздрогнула, отвернувшись. — О нет, Глори, пожалуйста, не увиливай, ты так здорово рассказывала.

Пегаска слегка улыбнулась в ответ.

Пытаясь подобрать слова, она несколько раз открыла и закрыла рот. Наконец, просто вздохнула.

— Ну, образовался Добровольческий Корпус. Мы потратили годы на его организацию. Анклав всегда жёстко контролировал доступ к поверхности, но были сотни студентов и целый факультет в академии, которые желали большего. В Совет пегасов подали несколько петиций. И, наконец, Добровольческий Корпус всё же был основан.

Она снова вздохнула.

— Доктор Монингстар был… ну… несогласен с его созданием. Он уже бывал на поверхности вместе с научными группами.

С тяжёлым вздохом, Глори закрыла глаза и отвернулась к грязному окну.

— Мы ужасно поссорились. Просто ужасно. Я назвала его грубым и чёрствым чудовищем за то, что он не хотел использовать свои навыки для помощи кому-либо, кроме пегасов. А он назвал меня идеалистичной дурой, которая обречена бессмысленно умереть.

— О-ох, — промямлила я.

— Да, позже он пытался поправить наши отношения, но, знаешь, я иногда бываю такой дурой. Меня очень обидело такое отношение. Пегасы, которых я знала много лет, заклеймили нас дашитами и обвинили в том, что мы отвернулись от Анклава.

Я никогда раньше не видела Глори такой… разгневанной.

— Дашитами? Наверно, это что-то нехорошее.

Учитывая, что я была серьёзно больна, мне не хотелось слишком напрягать моего доктора расспросами. Однако, мне ещё никогда не удавалось так её разговорить.

Глори чуть успокоилась, но всё ещё оставалась хмурой.

— Да, так и есть. Некоторые пони покидают Анклав. Они не согласны с правилами. Некоторые бегут на поверхность, чтобы избежать наказания за свои преступления. Другие делают это, восхищаясь Реинбоу Деш, — она слегка вздрогнула. — У них плохие перспективы. Некоторые находят дикие облака и селятся на них, но большинство вытесняют на поверхность. Как только ты становишься дашитом, обратного пути в Анклав для тебя больше нет. Но гораздо хуже этого тот позор, который ты приносишь своей семье. Родители могут потерять должности, братья и сёстры — стать изгоями. В общем, это нелёгкое решение.

Я слышала в голосе маленькой пегаски невиданную ранее твёрдую уверенность.

— Ты знала кого-нибудь из дашитов?

Лучше бы я не спрашивала. Никогда ещё не видела, чтобы Глори выглядела… эээ… как П-21.

— Чем Добровольческий Корпус от них отличается?

— Мы хотим изменить законы, а не нарушить их. Наши законы не высечены на камне. Облака меняются. И так же должны меняться законы, в которых больше нет нужды. Думаю, на Циклоне нам разрешили спуститься, лишь бы убрать с глаз долой, но главное что они разрешили.

Она закрыла глаза и торжественно сказала:

— Реинбоу Деш была замечательной пони с добрым сердцем, но слишком горячей головой. Если бы она подождала двадцать лет — всего двадцать лет — как много она могла бы изменить!

Затем Глори посмотрела на меня с очень странной улыбкой.

— Она была необыкновенной пони. Она и её друзья. Но кое в чём она была идиоткой.

— А, я поняла. Наверно, мне становится лучше, — сказала я, улыбаясь. — Думаю, это был намёк на меня.

Довольно с меня сердитой Глори. Я не верила, что в ней могло быть столько гнева.

— Ч-что? Нет, ни в коем случае! Ты… я имею в виду… ну… ты тоже необыкновенная пони, Блекджек. — Она нервно улыбнулась, а потом вздохнула и с сожалением добавила:

— Но иногда… и ты поступаешь идиотски. Прости.

— Да всё нормально. Все знают, что я глупая пони, — сказала я, растянувшись на матрасе. — Вот если бы только я смогла кого-нибудь из них спасти. Хоть одного. Но Лансер убил их всех.

Странно, но Глори от этого не погрустнела; наоборот, она выглядела озадаченной. А затем она вдруг просияла.

— О нет, не всех.

Я моргнула.