Как умирает жмот
«Смерть скупца» составляла правую часть створки триптиха, она демонстрирует мужчину на смертном одре. Худощавый и бледный, он сидит в постели, обременённый последним решением, выбором: взять ли мешок денег, предлагаемый ему дьяволом, или обратиться к распятию в окне, на которое призывно указует ангел. Только что, открыв узкую дверь, вошла Смерть со стрелою в руке (рис. 43).
Фигура на среднем плане – он же в былые времена, когда возлагал злато на мирской алтарь скупости: черти искушали его суетным богатством и властью, на переднем плане разбросаны рыцарские латы – намёк на знатность мужчины, в руках которого, однако, мы видим чётки и крест. Набор элементов на этой картине напоминает аллегорические картины-натюрморты на тему
Рис. 43 а.
Рис. 43 б.
Подобная иллюстрация напоминает о традиции «Искусства умирать» – популярных во времена Босха текстах, снабжённых гравюрами на тему культуры ритуала смерти. Типичная иллюстрация в такой книге представляла человека на смертном одре, а дьявол с его приспешниками склоняли умирающего выбирать материальное, в то время как ангел указывал, что ещё есть время покаяться: спасение умирающего гораздо важнее его мирских услад.
Рис. 44.
Итак, левое крыло несохранившегося триптиха «Пилигримаж по земной жизни» главным образом демонстрирует грехи обжорства и похоти, прелюбодеяние. Правое – скупость, гордыня, одежды и рыцарские доспехи – тщеславие и гнев. Глупость делает человека лёгкой добычей дьявола, посему отклонение от ориентиров Священного Писания может завести прямиком в ад.
Цветы безумия и зла
Сельская местность, открытый ландшафт, трое дурят пациента, вдалеке виднеется городская архитектура. Сюжет работы Босха «Извлечение камня глупости» аллегорически изображает упадок рода человеческого: глупец идёт на поводу у шарлатанов, обманувших его. В этом процессе также участвуют лжеучёные пособники греха – монах и монахиня (или горожанка – жена «больного»). Ряд символов намекают на эротический подтекст, в целом вершится грех обмана, за который грядёт соответствующее наказание.
По доске красивым готическим шрифтом, свидетельствующим о Босхе как о хорошем каллиграфе, знавшем модный на тот момент печатный шрифт и удачно его воспроизводившем, выведена хореем зарифмованная фраза. Перед зрителем вновь сложный симбиоз языковой и визуальной игры: