«Райская» створка центрирована образом брака. Брак – благодатен и богодан: идеал его – символический брак между Христом и его Церковью (между Богом и человеком) как единством верующих людей. Вместе с тем брак может обернуться дорогой в ад. Грехопадение толковалось как потворство плоти, как потакание её зову, как попрание и порча священного союза, данного Богом. Иисус же (Жених со своей новой Евой – Церковью) восстановил священство брака искупительной жертвой. Христос знаменует собой воздержание, а человек (Адам и Ева) – его нарушение. Потому у Босха образы порока возникают уже в раю, но чудесным образом они же предвещают грядущее спасение (очищение). В Средние века бытовала легенда: пока Адам спал в момент сотворения Евы, Бог даровал ему вещий сон, в котором тот узрел свою собственную будущую участь в качестве грешника, преображающегося затем в Нового Адама – Христа[23]
. Вот почему некоторые исследователи считают, что весь триптих можно интерпретировать как видение Адама в духе средневековой визионерской литературы[24].Левая панель представляет рай до грехопадения. Финальное воздаяние в аду, после Конца концов, после Страшного суда изображено на правой панели. Так что же являет композиция центральной части триптиха? Непосредственно сад земных наслаждений? По меньшей мере перед зрителем точно сад – судя по изобилию всевозможных плодов и ягод, цветов и деревьев. Но является ли сей сад (а такие предположения были) земным раем? Что сообщает центральная часть зрителю? О рае чистом и безгрешном, не знающем стыда и срама? Или же, наоборот, о буйстве похоти и плоти, о торжестве тщеты и тлена, о разврате и распаде, о пакости и скверне дней, наступивших после изгнания Адама и Евы из рая?
Сад растления
Центральная часть триптиха чрезвычайно сложна для понимания ввиду огромного количества визуальных кодов, метафор и символов. Исследователи наследия Иеронима Босха в целом, и «Сада земных наслаждений» в частности, ведут скрупулёзную работу, связанную с медленной и методичной расшифровкой содержания картины, выуживая крылатые фразы, фольклор, библейские цитаты, реконструируя культурный контекст Нидерландов той эпохи. Вместе с тем рассмотрение и развитие концепции сада, ассоциирующегося с райским, может пролить свет на секреты и загадки как центральной панели, так и всего триптиха. Ведь сад – не только пространство Эдема, это также и пространство нарушения священного завета, место искушения змием и знанием, место краха союза меж человеком и Богом. Помимо того, в средневековой повседневности, в тогдашней мирской жизни сад – топос весьма определённого назначения и с конкретной семантикой: пространство эротоманов и влюблённых, похотливых случек и патетических встреч, изящных, изощрённых, фривольных и куртуазных межполовых игрищ.
Сценами неистового кишения обнажённой плоти изобилует центральная часть триптиха. Нагие мужчины и женщины как одержимые вкушают плоды, предаются телесным усладам и отрадам, эротическим негам и сексуальным утехам. Место действия – сад.
Идеи сладострастия и телесных наслаждений выражены в зримых метафорах и визуализированных пословицах, образах дегустации различных плодов и ягод: винограда, малины, клубники, земляники, вишни, ежевики – также ассоциировавшихся с любовными забавами. Да и сам образ сада, благодаря куртуазной культуре, воспринимался как место совращений и прелюбодеяний, порочных увеселений и плотских услаждений. Многие сюжеты средневековой литературы пикантного характера разворачивались в саду, среди роз и прочих цветов, пробуждающих мороком благоухания истому, страсть и вожделение. Взору, обращённому на триптих, предстаёт обилие нагих тел в разнообразных эротических (более того – табуированных) проявлениях и позах. Половой акт в средневековой мысли воспринимался как неизбежное зло, необходимое для продолжения рода человеческого. При этом поддаваться и следовать соблазну, а тем более – о ужас! не приведи боже! – получать и вкушать удовольствие от соития, было делом греховным и строго запретным. Церковный календарь в компании с церковным надзором (альянс клерикальной стратегии и тактики) контролировал, координировал и корректировал жизнь тела обстоятельной системой постов и запретов, – среди коих табуирование и ограничение секса занимало весьма значительный сегмент.
Рис 15.