Кодекс скверны. Разжигая Пламя

– А ты не плётчик, чтоб мне место указывать, – огрызнулся Двести Третий, отталкивая от себя засранца. – Ссыкло! Без сучек своих, видать, даже на толчок не ходишь.

– Ты кого здесь сучкой назвал? – вызверился один из дружков. – Я ж тебя сейчас выпотрошу, гнида!

Удар прилетел в тот миг, когда Двести Третий отвлёкся на говорившего. В голове загудело от боли, мир крутанулся так резко, что не сразу понял, каким образом земля вдруг врезалась в плечо.

– Гаси его!

Удары посыпались с трёх сторон: в спину, в живот, по рукам. Голову прикрыть успел, сжался, защищая слабые места. Против троих всё равно рыпаться бесполезно. Били не слишком сильно, вполне сносно, на спаррингах порой и похлеще доставалось. Плохо, что по морде прилетело, но вроде ничего серьёзного, жить будет.

– Ах вы ж смерговы отпрыски! – внезапно раздался хриплый голос, и удары мгновенно прекратились. Послышалась ругань и быстро удаляющийся топот. – Ну сукины дети, на этот раз Стена вам гарантирована!

Двести Третий тяжело поднялся, отряхнул форму от пыли и осторожно глянул на старика. Седой сурово свёл брови и осуждающе покачал головой:

– Гляжу, неприятности к тебе так и липнут. Тряхнуть Гата, что ли? Совсем оборзел.

Буркнув, что сам разберётся, Двести Третий стёр кровь с разбитой губы и поспешил подальше от помощника мастера. Мало ли…

До отбоя оставался ещё час. В загон не тянуло, хотелось побыть в тишине, не видеть никого, спрятаться от всех подальше хотя бы ненадолго. И такое место в терсентуме было – закуток между стеной и пунктом выдачи сменки, в хозяйственном дворе. Он его ещё в первые дни обнаружил и с тех пор часто там прятался, когда совсем невмоготу становилось от рож собратьев.

Ночное небо затянули тяжёлые серые облака, обещая снег. Было бы здорово!

Ему нравилось смотреть на сверкающее в лунном свете пушистое покрывало, слушать хруст свежего снега, любоваться белыми хлопьями, медленно спускающимися с неба на землю. В этом было что-то умиротворяющее, прекрасное, и в такие минуты жизнь не казалась такой уж паршивой и беспросветной.

Умостившись поудобнее на трухлявой доске, Двести Третий выудил из кармана свою находку с последней вылазки в Пустоши. Подарок ночного ящера.

Стеклянные бусины на браслете мягко поблёскивали в полумраке, позвякивали друг о дружку, множеством граней отражали скудный свет фонаря из казарменного двора, но радуги не было видно. Её нужно днём ловить, в солнечных лучах.

От любования безделушкой отвлёк сдавленный девичий вскрик. Басистый голос приказал кому-то заткнуться. Сначала Двести Третий решил не высовываться, но любопытство всё же взяло верх. Стараясь не шуметь, он подкрался к углу здания и осторожно выглянул из своего укрытия.

Пузатый здоровяк, кажется, плётчик – в темноте-то не особо разглядишь, – зажимал самку-сервуса у стены прачечной и грубо тискал бедолагу где попало. Та всхлипывала, что-то лепетала, робко пытаясь оттолкнуть напиравшего, но всё было тщетно.

Ублюдок сунул руку ей под куртку, отчего сервус жалобно заскулила, затем, стянув с себя портки, он приказал удовлетворить его. Девчонка вся съёжилась, начала упираться, просить, чтобы отпустил, чтобы не заставлял, на что тот, рассвирепев, влепил ей звонкую пощёчину. А потом, схватив ошалевшую от удара упрямицу за шею, толкнул вниз, на колени.

Плётчики, трахающие осквернённых – обычное дело, таким не удивить, но в этот раз девчонка не особо горела желанием услаждать подонка. Среди своих за принуждение можно выгрести так, что и не очухаешься, но перед Двести Третьим стоял плётчик, и что с ним делать, он понятия не имел.

А может, не вмешиваться? Подумаешь, сервус…

И всё же в груди клокотало от ярости при виде того, как жирная мразь тыкает в лицо бедолаги своё грязное жало.

«Куда ж ты лезешь, идиот?!» – кричало здравомыслие, а ноги уже несли к воротам.

Девчонка стонала, давилась, поскуливая; плётчик грубо напирал в экстазе, ничего не замечая вокруг. Двести Третий на ходу натянул маску и, сделав вид, будто только что пришёл из казарменного двора, громко прочистил горло. Надзиратель чертыхнулся и отпустил голову сервуса. Та сразу же вжалась в стену, громко хрипя и отплёвываясь.

– Чего тебе, недоносок?! – рявкнул жирдяй, натягивая штаны.

– Вас это… мастер вызывает, – ляпнул, что в голову взбрело.

Поколебавшись с минуту, видимо, не особо веря, плётчик бросил недобрый взгляд на свою жертву, потом на Двести Третьего, и зашагал прочь, бранясь себе под нос.

Сработало. Спугнуть ублюдка удалось, теперь оставалось надеяться, что тот не разглядел его в темноте. Номера, может, и не особо видно, но с таким цветом кожи он здесь единственный. А врагов среди надзирателей лучше не заводить.

Сервус тихо рыдала, продолжая прижиматься к стене, будто та могла её защитить. Потоптавшись в нерешительности, Двести Третий приблизился к несчастной:

– Он уже ушёл. Чего ревёшь?

Девчонка вздрогнула, подняла голову, изумлённо хлопая поблёскивающими в темноте глазищами.

И вот чего так уставилась?!

– Иди к своим, – он потянул её за локоть, помогая подняться, – пока плётчик не вернулся. Или тебе понравилось давиться его жалом?