Когда боги глухи

– Спаси любовь… – с грустью повторил Вадим. – Плохи же наши дела, если даже любовь, как и природа, нуждается в спасении. Утверждают же некоторые ученые, что человечество уже однажды, тысячелетия назад, достигло вершин цивилизации и…

– Разразилась всемирная катастрофа, – подхватил Николай. – Атлантида и прочее… Об этом писал Платон и сказано в Библии…

– Не идем ли мы снова к этому?

– Религия и раньше предсказывала конец света… Помнишь, как сказано у древних египтян или шумеров?

– Не помню, – отмахнулся Вадим, не дав приятелю уйти в исторические дебри. – Я оптимист и верю в победу человеческого разума на Земле.

– Раньше я не замечал за тобой тяги к выспренной фразе, – усмехнулся Ушков. – В повести ты не употребляешь красивые слова.

– То в повести, – вздохнул Казаков. – Где повесть, а где жизнь?

– Глас писателя, – рассмеялся Николай. – Истина, брат, всегда рождается в муках.

– Свежая мысль, – поддел его Вадим.

Они дошли до Кировского моста. Поземка с тихим завыванием гнала на него шуршащий снег, длинные хвосты ныряли в пролеты чугунного моста и исчезали под ним. На Неве у берегов громоздились ледяные торосы, кое-где посередине чернели промоины. Здесь, на мосту, ветер озверел, швырял им в лица пригоршни колючего снега, старался сорвать шапки, раздувал полы, забирался в рукава. Кроме них, никого на мосту не было, лишь впереди маячили, будто намотанные на автомобильные фары, крутящиеся желтые шары.

На Марсовом поле тоже свободно гулял ветер, памятник Суворову побелел до самой каски. Они дождались заснеженного трамвая, вошли в почти пустой вагон. Николай скоро вышел у цирка, а Вадим поехал дальше. Здесь, в центре, ветер потерял свою силу, в рассеянном свете фар лениво кружились снежинки, вагон подпрыгивал на стыках, что-то гулко бухало в днище, лязгало железо. Впереди, привалившись плечом к обледенелому окну, сидел мужчина без шапки и в черном полушубке. Он клевал носом.

– Куда вам ехать? – растолкав задремавшего пассажира, спросил Вадим.

– Где я? – стал озираться человек. Глаза его покраснели, нос тоже. – Это что за остановка? Ленинград или Поповка?

– Трамвай идет в парк, – сказал Вадим.

– И мне в парк…

– Ну тогда до свидания, – сказал Казаков.

– Рикошетов, – протянул руку пассажир. – За что я люблю этот мир, так это за то, что он не без добрых людей.

– Мир велик, и люди в нем разные, – не сдержал улыбку Вадим.

– Кто ты? – с пьяной подозрительностью уставился на него тот. – Я ведь не шумлю. Тихо-мирно еду.

– Человек, – сказал Вадим.

Он вывел его на остановке у Московского вокзала, прислонил к металлическому ограждению, а сам стал ловить такси. Машины с зелеными огоньками проносились не останавливаясь. Рикошетов шмыгал носом, пегие волосы на его голове топорщились, – наверное, где-то шапку потерял… Наконец «Волга» с шашечками остановилась, и он помог забраться туда Рикошетову.

– Если ты человек, то дай мне в долг трояк, – помаргивая, разглядывал Вадима новый знакомый. – Чем же я рассчитаюсь с таксистом?

Вадим протянул ему три рубля. Он и сам себе не мог бы объяснить, почему все это делает. Может, в лице этого человека, явно не лишенного чувства юмора, было что-то привлекательное, располагающее?

– За Рикошетовым не пропадет, приятель, – сказал тот. – Рикошетов всегда долги возвращает.

«Волга» умчалась, а Вадим стоял на остановке и улыбался. Ему тогда и в голову не пришло, что его пути с этим человеком еще раз пересекутся.

3

В Нью-Йорке, в ресторане фешенебельного отеля «Хилтон», выступали перед молодыми американскими солдатами известные кинозвезды, певцы, писатели. Парней отправляли на войну во Вьетнам и со свойственной Америке помпой и размахом давали им прощальный концерт.

Пока в просторном холле на первом этаже, переполненном новобранцами в форме цвета хаки, звезды эстрады Боб Хоуп, Джон Уэйн, Фрэнк Синатра, Бинг Кросби исполняли свои номера, возле входа в отель на колясках курсировали туда и сюда безногие инвалиды вьетнамской войны, с плакатами в руках прохаживались вдовы и матери погибших в джунглях и болотах чужой далекой земли мужей и сыновей. Многие были в черном. У одной еще не старой женщины в руке белый плакат, на котором черными буквами написано: «Мальчики, рвите, сжигайте воинские билеты, во Вьетнаме недавно погибли два моих сына! Будь проклята эта грязная война!» Плакат она укрепила на черном свернутом зонтике. Полисмены хмуро посматривали на демонстрантов, но пока никакого беспорядка не могли усмотреть.

Игорь Найденов – он теперь был Дугласом Корком – дежурил у входа. На нем джинсы в обтяжку и нейлоновая куртка, под мышкой на хитроумном ремне подвешен автоматический пистолет. Курсанты спецшколы посланы сюда негласно следить за демонстрантами, брать на заметку тех новобранцев, которые будут с ними якшаться, выискивать других подозрительных лиц. Война непопулярна в США, можно ожидать любых выходок.