Когда боги глухи

— Зеленый ты, — добродушно ответил Лидин. — Еще поумнеешь и сам ко мне прибежишь…

Вадим перехватил в вестибюле Ушкова и рассказал об этой безобразной сцене. За стол садиться с Лидиным он больше не захотел и уговорил приятеля уйти из ресторана.

— Пусть он подавится своими купатами и зальется моим коньяком! — ворчал Вадим. — Зря не заехал ему в толстую рожу!

— Ты заплатил за стол? — осведомился Николай.

— Ну и что?

— Считай, что уже дал взятку.

— Думаешь, не надо было платить? — удивился Вадим. — Но получается, что я его пригласил?

— Вот так Витя Лидин! — покачал головой Николай. — Не ожидал от него такой прыти!

— Неужели и другие так же?

— Вообще-то один знакомый говорил мне, что Витя как клещ вцепляется в талантливых авторов… Я полагал, дальше дармовой выпивки дело не заходило.

— И главное, хоть бы смутился! — не мог успокоиться Вадим. — Про таких моя бабушка говорила: мол, плюй в глаза, а ему божья роса.

— По-моему, эта поговорка звучит несколько иначе? — улыбнулся Ушков.

Они вышли на Невский и влились в толпу.

На углу улицы Бродского и Невского светло-зеленая «Волга» с шашечками врезалась в фургон с надписью: «Хлеб». Капот такси вспучился, на асфальт ледяными кристаллами разбрызгалось лобовое стекло. Толпа прохожих уже обступила место аварии. Милиционер полосатой палочкой показывал потоку машин на объезд. До чего все же любопытные люди! Так вот и будут стоять, пока не закончится обмер, опрос свидетелей и машины не разъедутся.

Погода стояла сумрачная, дождя не было, но все небо заволокли низкие серые облака, крыши зданий влажно лоснились. Нахохлившиеся голуби сидели на карнизах. Часы на башенке бывшей Думы мелодично пробили пять раз. Люди были одеты в болоньи, легкие пальто. Лишь молодежь щеголяла по летнему в джинсах и тонких разноцветных куртках. В сквере напротив памятника Екатерине сидели старушки и молодые мамаши с детишками. Голуби и тут облепили фигуры знаменитых государственных деятелей, столпившихся вокруг монументальной императрицы. Казалось, своей широкой юбкой она сразу накрыла всех.

— Какой подонок! — возмущался Вадим. — Тридцать процентов! Это много?

— А ты считать не умеешь? — насмешливо сбоку взглянул на него приятель.

— Мне все это противно, будто в душу плюнули!

— Ты же журналист, наверное, всякого насмотрелся, — улыбнулся Ушков.

— Одно дело, когда это касается других, а тут — меня лично!

— Пройдет и это, — насмешливо продолжал Николай. — Так говорит один наш поэт…

— А ты, часом, не берешь взятки?

— Ты знаешь, ни разу не предлагали.

— А если бы предложили?

— Мне не предложат, Вадим: как ты не способен дать взятку, так и я не способен ее взять.

— Куда мы катимся?

— Я думаю, таких, как Лидии, не так уж много, — примирительно ответил приятель.

— Я-то думал, что литература делается чистыми руками, — говорил Вадим. — Святое дело!

— Для настоящего писателя — святое дело. Даешь на чай швейцару в ресторане или шоферу такси? Ну и этот деляга от кино потребовал с тебя свои чаевые. Чего удивляешься?

— Может, он пошутил?

— Какие уж тут шутки!

— Надо было схватить его за руку и устроить скандал?

— Отперся бы. Он ведь заявил тебе, что пьяный, — проговорил Николай. — Хитрый, мерзавец! Завел разговор без свидетелей. Да и тебе потом скажет, мол, здорово тяпнул, ну и намолол разной чепухи.

— Неужели у меня на лице написано, что я способен дать взятку? — спросил Вадим.

— Лидии намекнул, что хорошо бы пообедать где-нибудь в хорошем месте, ты и пригласил его в ресторан, как говорится, рыбка клюнула! А дальше больше… Да и опьянел, скотина.

— Веришь, пропало желание работать над книжкой, — признался Вадим. На душе у него было муторно.

Еще работая в «Вечерке», он писал о взяточниках, но это были люди, связанные с продажей автомобилей, разных дефицитных товаров.

— Я полагаю, тебя главным образом вот что заело, — поучающим тоном произнес Николай. — Ты, естественно, считаешь себя большим писателем… — В ответ на протестующий жест Казакова, он улыбнулся: — Каждый считает, что вот уж он-то обязательно удивит мир, создаст произведение, которое останется в веках…

— Так высоко я не замахиваюсь…

— Так вот, тебя оскорбило то, что Лидин заговорил с тобой, как с человеком, пока ничего из себя не представляющим. Ноль, сказал он, без палочки. Крупному писателю он такого бы предложения, конечно, не сделал…

— О взяточниках и дающих взятки я писал, — сказал Вадим. — Но только сегодня понял, какую надо иметь мелкую душонку, чтобы требовать взятку и чтобы давать ее. Сегодня, Коля, мне действительно плюнули в душу, и поверь, это не громкие слова.

— Опыт жизни, Вадик! — рассмеялся Ушков. — Уж если ты задумал стать писателем, то радуйся, что приобрел еще что-то, до сей поры не ведомое тебе.

— С твоей философией я, как Раскольников Достоевского, должен свою старуху убить? — невесело усмехнулся Вадим. — Это тоже опыт.

— Не кидайся в крайности, дружище! Старуху убивать не надо, а жизнь во всех ее проявлениях знать необходимо… Вспомни Горького с его университетами, Джека Лондона, Франсуа Виньона…

— Ну и примеры ты приводишь!