Читаем Когда боги глухи полностью

Павел Дмитриевич все так же не спеша перешел через путь, вступил на тропинку, ведущую вверх, к будке. Палисадника не было, его давно опрокинуло на землю. Вместо нижней ступеньки зияла дыра, на почерневшей верхней выросли бледные грибы на искривленных тонких ножках. Дверь в будку была приотворена. Абросимов дернул ее на себя, и она, чуть было не соскочив с ржавых петель, широко распахнулась, издав протяжный унылый скрип. Всклокоченный Яшка Липатов стоял посреди пустой запущенной комнаты с осколками кирпича на полу и целился ему из двустволки в грудь. Зеленоватое в сумраке лицо его искривилось, будто в злобной усмешке, один глаз сощурен. Что в этот момент испытывал Павел Дмитриевич? Он и сейчас не мог бы толком самому себе объяснить. Нет, только не страх! Почему-то не верилось, что он вот сейчас умрет.

Он ощущал глубокую обиду на весь мир, что они, учителя, армия, из этого озлобленного парня не смогли сделать человека. Яшка учился плохо, в восьмом классе просидел два года, а в девятом проучился всего три месяца и ушел работать на лесопильный завод. Павел Дмитриевич всячески убеждал не бросать школу. Вот закончит десятилетку и там куда хочет, осталось всего-то полтора года, и у него будет среднее образование. Пусть сейчас ему трудно, зато потом будет легко… Яков тупо кивал головой, соглашался, но в школу так и не вернулся…

И вот бывший ученик целится ему прямо в сердце. Светлые волосы залепили низкий лоб, один глаз оловянно блестит, в уголке рта засохла слюна. Нормальный ли он? Разве может в здравом уме человек вот так, ни за что ни про что, застрелить человека?..

Не было страха, где-то в глубине своей души он знал, что Липатов уже не выстрелит, раз сразу не нажал на спусковой крючок. Конечно, вот так нелепо лишиться жизни было бы обидно. В войну он стрелял из автомата в фашистов и карателей, но сейчас ему даже в голову не пришло взять свое ружье на изготовку. Он и прихватил-то его машинально.

— Брось ружье! — командирским тоном приказал Павел Дмитриевич, глядя в глаза Якову.

Тот как-то странно всхлипнул, будто проглотил скользкий комок в горле, сдвоенные стволы задрожали, черная мушка запрыгала. В какой-то момент Абросимову показалось, что он сейчас нажмет на курок. В следующее мгновение Липатов съежился, втянул голову в плечи и, волчком крутанувшись на одном месте, кинулся к разбитому окну, вывалился в него, побежал к сараю с провалившейся крышей. Павел Дмитриевич видел, как он по лестнице забрался на сеновал. Заскрипели доски, вниз посыпалась сенная труха. Блеснули в черном проеме стволы ружья. Когда Абросимов вышел из будки, раздался оглушительный выстрел. Иван Широков с ружьем в руках лежал у растоптанной копытами коров грядки и смотрел на сарай. Остальные не решились подойти к будке, они выглядывали из-за деревьев за насыпью. Внезапно на Абросимова обрушился железный грохот, пыхтенье, стук колес: мимо будки прошел длинный товарняк.

Яков Липатов застрелился на сеновале. Скорее всего, он нажал на спусковой крючок большим пальцем ноги, потому что одного сапога на нем не оказалось.

— Зачем ты подставлял ему себя? — укорял позже Иван Широков Павла Дмитриевича. — Жизнь не мила, что ли?

— Я знал, что он не выстрелит, — ответил тот.

И вот сейчас, стоя у могилы, Павел Дмитриевич понял, почему он полез под выстрел: он чувствовал себя ответственным за Якова Липатова, ведь тот учился в его школе. Саша Сидорова приехала сюда после медучилища. И двух лет не проработала в Андреевке. Какие темные силы таились в душе Якова Липатова? В школе он был туповатым, медлительным парнем. Когда его в восьмом классе посадили за одну парту с отличницей Люсей Петуховой, он перестал ходить в школу — пришлось отменить это распоряжение.

Почему все то доброе, что они, педагоги, вкладывают в души детей, не всегда дает хорошие всходы? Конечно, кроме школы существуют семья, улица. У Якова родители не пьяницы, отец его воевал, вернулся домой без ноги, работает сапожником в промкомбинате, мать — уборщицей в больнице, двое младших братьев Якова нормально учатся в школе. Любовь, ревность, пьянство… Пожалуй, главное все-таки пьянство. Став взрослыми, некоторые парни утверждают себя в пьянстве и драках… Широков утверждает, что убийца не выстрелил в него, Абросимова, лишь потому, что оставался последний патрон, который он приберег для себя. Но Павел Дмитриевич уверен, что Липатов в него бы не выстрелил. Что-то дрогнуло в его оловянных невыразительных глазах, какой-то проблеск сознания…

Снова капли защелкали по задубевшему плащу, а с деревьев бесшумно заструились сухие иголки. От свежих могил исходил тяжелый запах сырой земли. У ворот кладбища остановилась собака с впалым брюхом и вислыми ушами, она настороженно посмотрела на человека и, низко опустив голову, побрела вдоль могил. На маленьких столах за металлическими оградами виднелись размоченные дождем куски хлеба, крупа, яичная скорлупа. Синицы и воробьи клевали угощение. У русских людей есть обычай — поминая покойников, оставлять еду и для птиц. Вот додумался сюда прийти за поживой и старый бездомный пес.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза