Когда была война (СИ)

Наконец состав остановился, но двери очень долго не открывали. Даша слышала снаружи неумолчный лай собак и голоса людей. Они говорили на немецком - она уже знала, как звучит этот язык, но не понимала не слова. Протарахтела мотором машина, а следом раздался быстрый топот ног. Не меньше десятка человек шагали строем мимо состава.

Первым, кого увидела Даша, когда им позволили, наконец, выйти, был высокий худощавый эсэсовец. Он стоял на узком перроне и молча, с интересом в маленьких карих глазах наблюдал за вываливающимися из вагонов людьми. За его спиной тянулся длинный забор из колючей проволоки и деревянными громадами поднимались несколько вышек. Даша сумела разглядеть на них фигурки часовых с автоматами.

Эсэсовец сжимал в ладони свёрнутую плётку и, заложив одну руку за спину, легонько постукивал ею себе по ноге. Он оглядывал их холодным тяжёлым взглядом из-под козырька фуражки, тонкие губы были плотно сжаты. А за ним цепочкой стояли солдаты в уже знакомой Даше серо-зелёной форме. Лающие злющие овчарки рвались с поводов, дула автоматов зияли чернотой в последних лучах закатного солнца.

Вечерело. Прохладный сырой воздух тут же пробрался под тоненькое летнее платье, и Даша невольно задрожала. Туфли у неё отняли ещё в тюрьме, стоять босыми ногами на асфальте было холодно, и она подпрыгивала, обнимая себя руками. Впрочем, дрожала она не столько от холода, сколько от страха.

Людей построили в длинную двойную шеренгу вдоль состава, и эсэсовец принялся внимательно оглядывать каждого. Свёрнутой плетью он одного за другим отделял из шеренги людей, разбивая её на две части. Даша с мамой попали в правую.

Эсэсовец обернулся и коротко сказал что-то ближайшему солдату. Тот громко выкрикнул какое-то слово, повернулся к строю и несколько раз махнул рукой по направлению к воротам. Люди побежали по перрону. Даша ухватила маму за руку и испуганно прижалась к ней. Куда их ведут? Зачем? Немцы снова и снова выкрикивали какие-то слова, собаки безостановочно лаяли. Даша понимала только одно: идти нельзя, почему-то нужно бежать.

Они миновали высокие металлические ворота и попали в квадратный, освещённый двумя тусклыми фонарями двор. На землю уже опустилась ночь, и теперь они мерно гудели, моргая своими масляными глазами. Справа и слева тянулись двухэтажные кирпичные здания с узкими зарешёченными окнами и маленькими бетонными крылечками.

- Лос, лос, лос! - зло кричал солдат, и они продолжали бежать вперёд. Людей гнал страх - вряд ли кто-нибудь из них понимал, что говорят немцы.

- Мама, я боюсь! - пискнула Даша, и ощутила тёплую мамину руку на макушке.

- Не бойся, малыш, - шепнула та. - Твой папа обязательно нас освободит.

Даша верила ей всей душой. Да, папа придёт и спасёт их. Он же воюет, он смелый и сильный! Ему всё по плечу! Даже сто, даже тысяча немцев!

Мимо протарахтел мотоцикл, разгоняя тьму перед собой круглым жёлтым глазом. Солдат снова закричал, а потом, когда мотоцикл вдруг остановился, резво подбежал к нему и вытянулся в струнку. Из люльки выпрыгнул другой эсэсовец - плечистый и рослый, и, игнорируя солдата, решительно зашагал к стаду людей. Им приказали остановиться, а эсэсовец вдруг наклонился к Даше и с интересом вгляделся в её лицо.

Почему-то Даша не испугалась его, хотя все остальные здесь неизменно нагоняли на неё такой страх, что она начинала икать. Этот, как ей показалось, не был злым. На красивом, с правильными чертами лице выделялись глаза - большие и тёмные. Они походили на две живые чернильные кляксы. Ровные чёрные брови, словно крылья птицы, разлетались к вискам. Разделённые ровным аккуратным пробором тёмные волосы поблёскивали в свете фонаря. Руки его были обтянуты белыми перчатками. От откинул назад полу длинного чёрного плаща и присел перед Дашей на корточки.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, потом он вытащил из кармана упакованную в толстую бумагу шоколадку и с улыбкой протянул Даше. Та нерешительно приняла этот неожиданный подарок, а эсэсовец обернулся и сказал что-то солдату. Его голос был мягким и приятным, с лёгкой хрипотцой и низким тембром. Солдат щёлкнул каблуками и вскинул вверх вытянутую правую руку, потом подошёл к ним и вывел Дашу вперёд.

- Куда? - испугалась мама и кинулась за ними. - Не отдам!

Она судорожно сгребла её в объятия. Эсэсовец некоторое время без слов разглядывал их, потом кивнул, снова что-то сказал солдату и вернулся к тарахтящему мотоциклу.

После Даша нечасто видела его, всего несколько раз. Один раз - идущим между бараков в сопровождении трёх солдат, другой - курящим на приземистом крылечке у одного из зданий. И всегда он выглядел безупречно, как и в их первую встречу. А однажды её даже приводили к нему в кабинет. Он сидел за микроскопом и что-то разглядывал в окуляр, рядом громоздилась куча стеклянных баночек и чашек.