Когда была война (СИ)

- Всегда помни своё имя, Дашенька. Понимаешь? Всегда! Когда тебя спросят, как тебя зовут, ты должна сразу же ответить.

Даша кивнула и хотела было что-то сказать, но мама прервала её, мягко приложив палец к губам.

- И помни вот ещё что. Твой отец обязательно придёт за тобой. Офицер. Твой отец офицер Красной Армии!

Эти слова чётко отпечатались в её памяти. - как наколотый на руке лагерный номер. "Меня зовут Даша, мой отец офицер Красной Армии, он обязательно отыщет меня", - снова и снова повторяла она про себя, стараясь избегать встречи глазами с кем-нибудь из эсэсовцев. Они почему-то очень не любили, когда заключённые смотрели им в глаза.

А через два дня маму увели в ту самую часть лагеря, откуда обычно никто не возвращался. Даша сумела выскользнуть из барака и быстро-быстро побежала к красным кирпичным домикам. Никто её не заметил. Она спряталась в густых зарослях бурьяна позади одного из домов и осторожно выглянула.

Мамы там не было, но было много других людей. Они толпились на тенистой вытоптанной полянке у какого-то здания с высокой печной трубой, многие держали на руках детей. Потом появились эсэсовцы. Форма отливала зелёным в ярких лучах солнца. Они распахнули узкую дверь и загнали всех людей внутрь здания, а потом заперли её на висячий замок.

Дальше Даша не смотрела. Что бы там ни происходило, маму она не видела, а значит, с той всё хорошо. Нужно просто подождать, и она обязательно вернётся, а потом придёт папа и заберёт их из этого ужасного страшного места.

Мама не вернулась. Лето сменилось осенью, с деревьев начала опадать листва. Ночи становились холодными, сырыми и промозглыми, пыль на земле намокла и раскисла, превратилась в грязь. После наступила зима, и всё вокруг окутало белым морозным покрывалом, небо подёрнулось сизой дымкой. Следом пришла и весёлая звонкая весна, которая принесла новую надежду утомлённым измученным узникам.

Даша вместе со всеми радовалась её приходу, но уже тогда она отлично понимала: мама не вернётся, и ждать дальше просто нет смысла. Верить в это отчаянно, до боли не хотелось, но выбора у неё не было. Да, мама больше никогда не придёт, не обнимет её, не пообещает, что скоро всё обязательно закончится.

К тому времени Даша уже знала - живым из лагеря не выходит никто. Здесь все умирают. Кто-то раньше, кто-то позже, но все. И выхода отсюда нет. За прошедший год она вдруг перестала быть ребёнком и, вынужденная повзрослеть раньше срока, понимала уже слишком многое. С горечью и болью, со страшной тоской и мукой, но всё же она признала: да, мама умерла.

И единственной ее надеждой стал папа. Папа - офицер Красной Армии, который обязательно найдёт её и освободит. Даша не знала, когда это случится, но твёрдо верила в то, что случится обязательно.

***

Январь, 1945 год.

Полковник Завьялов рвал и метал. Присущая ему обычно выдержка испарилась, и под раздачу попал весь командирский состав штурмового отряда 106 стрелкового корпуса, в том числе и старший лейтенант Максим Извеков. Они стояли в ряд у стола в штабной палатке, а напротив сидел разгневанный Завьялов. Взгляд его был хмурым и не предвещающим ничего хорошего, он одну за одной закуривал папиросы и, так и не докурив, нервно тушил в жестяной, почерневшей от времени пепельнице. В палатке витал сизый дым, пахло табаком и сыростью. Связист склонился над пищащей рацией и не поднимал глаз - боялся, видать, что и ему перепадёт, если хоть как-то привлечёт к себе внимание.

- Вы мне эти Капцовичи уже вторые сутки взять не можете! - снова загремел Завьялов. - Там горстка немцев! Горстка! - Он потряс в воздухе рукой и стукнул по столу ладонью. - И вы никак их с позиций не выбьете! Матёрые мужики, бывалые, а с десятком фашистов несчастных справиться не могут!

- Капциовице, - машинально поправил его Извеков. - Деревня называется Капциовице, а не Капцовичи.

- Да какая, к чёрту, разница! - взвился полковник. - Хоть какашка! У нас приказ: освободить эти... Капциовице!

- Извините, товарищ полковник, - кашлянул Данила Белозёров, майор. - Но вы видели их укрепления? Шквальный огонь ведут такой, что головы не поднять... что уж говорить о штурме.

Завьялов прожёг его стальным взглядом. Максим опустил глаза. Полковник вообще был мужиком требовательным и суровым, а сейчас вон разбушевался так, что мама не горюй. Наверное, если бы у Максима были уши, как у кота, он бы съёжился и прижал их к голове - как обычно коты и делают.

- А ты придумай, Белозёров, как их оттуда выкурить! - Полковник встал, сделал несколько шагов по палатке и, остановившись у стены, резко развернулся на каблуках. - Мозги же у вас есть? Вот и думайте! А чтоб Капцовичи эти грёбаные взяли!

И махнул рукой, показывая, что все свободны.