Читаем Когда я был маленьким, у нас была война полностью

Второй раз дедушку забрали за то, что хвалил немецкую жизнь. А может, ругал, — понять трудно. К немцам перед войной у людей был особый интерес, а он там прожил, считай, три года. Его сельчане и спрашивают, что, мол, это за народ? Дедушка и объяснил: «Куда культурней нас, живут богато и порядка больше. Плохо одно — каждый, словно собака, из своего черепка ест. Так, чтобы сесть да всей семьей из одного полумыска борщ похлебать, — ни в жизнь. Заразные они, что ли?» Снова дедушку забрали в район, и снова он шил сапоги на всю милицию…

Последний раз, уже на моей памяти, он влип за жука кузьку. Когда вагоны с пшеницей отправляли на станцию Чоп, ее тщательно проверяли. За кордон заразу везти нельзя. Дедушка Колотий возьми да и напиши на вагоне мелом, что там обнаружен жук кузька. Все всполошились, нагнали милиции, стали проверять карманы и нашли у нашего дедушки мел.

В этот раз его держали месяца три, но ему все же удалось доказать, что мел держал при себе для сапожного дела. Хотя, как рассказывала мама, в пшенице и на самом деле нашли кузьку. Выгребали тогда у людей все до единого зернышка, не глядя…

Наш дядька

У мамы были одни сестры, папины братья погибли на войне, поэтому родных дядек у меня с Эдиком не было. Но все равно дядька у нас был. Правда, мы не помним его имени и никогда не были в гостях, но более родного дядьки для нас не существовало.

Подружились случайно. Узнали, что возле разбомбленной немцами железнодорожной будки остался сад. А где сад, там пожива — сохранившаяся с прошлого года груши, яблоки или еще что. Осенью за листьями не разглядеть, а ранней весной на виду.

До будки больше пяти километров, но очень хотелось есть, вот и отправились. Ни груш, ни яблок не нашли, зато наелись клея. Так у нас называют живицу, которую выделяют деревья, чтобы залечить раны. Иссеченные осколками вишни буквально сочились янтарным, необыкновенно вкусным клеем. Даже в сытые годы он был лакомством, а сейчас — говорить не приходиться. Вот клеем и объелись.

Правда, меня лишь немного подташнивало, а вот у Эдика схватило живот. Десять шагов ступит и ложится на шлях. Испугались страшно. Недавно в нашем селе умерла целая семья. Сварили овса, наелись, легли спать и не проснулись. Мама говорила, от голода кишки у них стали как папиросная бумага. Вот овес их и попротыкал. А если у Эдика они от клея слиплись и вот-вот прорвутся?

Эдики валяется среди шляха, воет и прислушивается, не рвутся ли кишки? Я топчусь в растерянности. Вдруг этот дядька. Высокий, бородатый с ручной тележкой. Колеса у нее от пулемета, кузовок из лозы. Быстро все сообразил, наказал мне собирать бурьян для костра, сам достал из кузовка ведро и побежал в балку за водой. Я и охапки набрать не успел, а он уже возвращается. В одной руке ведро с водой, во второй суслик. Говорит, на наше счастье на его нору наткнулся.

Ловко так с суслика шкуру снял и принялся мясо в этом же ведре варить. Добавил туда травы, разных корешков, из ведра вкусный пар облаком.

Эдик о кишках сразу забыл, вместе со мной бурьян собирает, а дядька ругается:

— Здоровые парни, а эту гадость есть придумали! Запорожские казаки в степи без продуктов месяцами в дозоре стояли — морды во! Здесь же сусликов не считано. Нет сусликов — лови тушканчика, зайца, гадюку или ящерицу. Это же мясо!..

Втроем сварили и съели суслика, напились бульона и покатили. По пути сплошные балки. То спуски, то подъемы. На подъемах мы с Эдиком тележку тащим, на спусках влезаем в кузовок, и нас везет дядька. Не успели оглянуться, уже село…

С тех пор и пошло. Чуть свободное время, отправляемся в степь. Бродим и промышляем. Больше всего, конечно, доставалось сусликам, но ловили еще много чего. Даже жабами не брезговали. Правда, дома об этом не говорили. Стыдились. Почему стыдились — не пойму до сих пор. Не зря же сестер подкармливали на чердаке или за сараем.

К полудню старались выйти на шлях, встречали нашего дядьку, варили добычу, обедали и вместе возвращались в село. Снова через балки, и снова то помогали тащить сочиненную из пулемета и ивовой корзины тележку, то ехали в ней. При этом, конечно, представляли, что мчимся в броневике или настоящем танке, и пели геройские песни. Счастливей нас не было в мире.

Пемикан

У нас в школе была настоящая библиотека. Правда, она занимала в шкафу всего две нижних полки, но большей мы с Эдиком никогда не видели. Самой интересной в библиотеке была книжка о маленьком Кише, который охотился на белых медведей. В его селе, которое на самом берегу Северного Ледовитого океана, тоже был большой голод. Многие дети умирали, но у взрослых мужчин охотиться на белых медведей, которых там видимо-невидимо, не получалось. Тогда пришел маленький Киш и сказал мужчинам: «Вы неважные охотники! Вокруг полно белых медведей, а ваши дети умирают от голода. Завтра я отправлюсь на охоту и добуду самого большого медведя».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие

В последнее время наше кино — еще совсем недавно самое массовое из искусств — утратило многие былые черты, свойственные отечественному искусству. Мы редко сопереживаем происходящему на экране, зачастую не запоминаем фамилий исполнителей ролей. Под этой обложкой — жизнь российских актеров разных поколений, оставивших след в душе кинозрителя. Юрий Яковлев, Майя Булгакова, Нина Русланова, Виктор Сухоруков, Константин Хабенский… — эти имена говорят сами за себя, и зрителю нет надобности напоминать фильмы с участием таких артистов.Один из самых видных и значительных кинокритиков, кинодраматург и сценарист Эльга Лындина представляет в своей книге лучших из лучших нашего кинематографа, раскрывая их личности и непростые судьбы.

Эльга Михайловна Лындина

Биографии и Мемуары / Кино / Театр / Прочее / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное