Когда я уйду

– PW147.

Она более оживленная, чем на фото, но это и неудивительно. Разве в жизни мы не все кажемся более оживленными, чем на снимках? Но как только я вспоминаю описание, сразу становится ясно, что оно совпадает с реальной женщиной. Ее «пантиновые» волосы сияют под флуоресцентными лампами. На ней темно-синий кардиган и ярко-желтые балетки, в тон сверкающей улыбке, и я понимаю, почему ребенок так отчаянно ухватился за нее, словно он из стали, а ее нога – магнит.

– Где? Я не вижу никого, кроме Памелы.

Услышав свое имя, PW147 отрывает взгляд от родителя, с которым только что говорила, и смотрит в нашу сторону.

– Кейли, вот и ты! Ты не против показать миссис… простите, как вас зовут?

Женщина что-то бормочет.

– Да. Показать миссис Бекуит карту эмоций? Я пообещала провести нескольких родителей, – она показывает на группу взрослых за ее спиной, – по всему нашему обычному рабочему циклу.

Кейли переводит взгляд с меня на Памелу и моргает.

– Э… да. Конечно.

Она выступает вперед и подталкивает миссис Бекуит.

– Нам сюда.

Она поворачивается и шепчет мне что-то одними губами. Но я слишком занята, разглядывая PW или Памелу и пытаясь примириться с тем фактом, что это та самая женщина, на которую Кейли ворчала с тех пор, как она с августа начала работать в школе.

– Мэм?

Я прихожу в себя и понимаю, что все смотрят на меня.

– Да? – выдавливаю я, встречая взгляд Памелы. В ее глазах светится такая неподдельная доброта, что я начинаю подозревать: Кейли не разбирается не только в мужчинах, но и в женщинах, да и вообще во всех людях ее жизни. А может, дело во мне? Может, это я придумала невероятно идеальную женщину, основываясь на ее профиле в сто семьдесят три слова, и не смогла найти ни одного возможного недостатка.

Отныне мне следует быть проницательнее.

– Я спросила, не хотите ли понаблюдать, как дети выполняют рабочий цикл.

– Хочу. Спасибо, – киваю я.

Она улыбается, кивает в ответ и поворачивается к остальной группе, приглашая всех сесть на голубые пластиковые стулья у наших ног, после чего отнимает мальчишку от своей ноги.

– Хадсон, почему бы тебе не поработать над раковиной? Потом покажешь всем, как хорошо ты ее вымыл!

Малыш, топая крепкими ножками, отходит к полкам у боковых стен комнаты, и я заставляю себя не думать о том, какой он крохотный, иначе мое сердце сожмется так же сильно, как при виде ладошек той ноющей девочки. Мы неуклюже размещаем наши тела на литых сиденьях, и я снова устремляю взгляд на Памелу.

– Каждый ребенок должен выбрать, над чем хочет работать, когда приходит сюда на целый день, – начинает она.

Я подаюсь вперед, причем колени оказываются в опасной близости к подбородку, и вслушиваюсь в каждое слово. Голос четкий, но мелодичный. Она явно из тех преподавателей, кто держит учеников твердой рукой, за что они любят ее еще больше.

Я качаю головой. Должно же хоть что-то быть с ней не так.

Я пытаюсь вспомнить, что именно ненавидит в ней Кейли. Жемчуга. Ее оскорбляют жемчуга Памелы, и все ее обвинительные речи начинаются так: «Кто сейчас носит жемчуг?» И заканчивает чем-то насчет девушек из студенческого общества и Джеки Кеннеди.

Мой взгляд падает на ее шею. Сегодня на ней нет жемчугов. Но вряд ли это преступление – носить вышедшие из моды украшения. Может, эти драгоценности она унаследовала от бабушки или что-то в этом роде. Уверена, что Кейли в голову не пришло спросить.

Кроме того, Кейли жаловалась, что Памела развивает бурную деятельность в классе. Постоянно вешает новые объявления, добавляет в последнюю минуту новые задания. Да еще подлизывается к директору Вудз. Представляю, как это раздражает Кейли. Но пока что в пользу Памелы говорит то, что она страстно предана работе, как и всему, что она делает.

Как Джек.

– Извините, – говорит Кейли, прерывая объяснения Памелы. – Я только хотела забрать Дей… э… миссис Ричмонд. Я пообещала, что покажу ей… э… буквы из наждачной бумаги.

– Конечно, – отвечает Памела, кивая мне, словно разрешая уйти. Кейли манит меня, и ничего не остается, кроме как встать и идти за ней. Памела продолжает свою речь.

Когда мы отходим на безопасное расстояние, Кейли, сжимая большие белые карты с шершавыми буквами, шипит одно слово:

– ПАМЕЛА?!

– Не кричи, – шепчу я в ответ, оглядываясь, чтобы убедиться, что мы одни. – Я просто не понимаю, что в ней плохого.

– С чего желаешь начать? На Рождество она надела свитер с оленями. И даже не в шутку.

Кейли смотрит на меня так, словно сообщила, что Памела забавляется тем, что душит котят.

– И что? – удивляюсь я.

– Что?! – повторяет Кейли. – И она оказывается той девушкой. Все прекрасно, солнце светит, ромашки цветут и… Она кладет копировальную бумагу во все! И на все! В держатели для карандашей, выстилает ей ящики, прикрепляет на доски объявлений. Если бы она жила в вашем доме, оклеила бы копировальной бумагой стены. Подумай об этом.