– Не надо так. Не заводись из-за какой-то пациентки. Я же говорил, тебе нужно оставлять работу за дверьми кабинета. Ушла и забыла. А то это все тебя погубит.
– Да, ты прав. – Она знала, что звучит ворчливо. И вообще она была не в настроении.
– Не сердись. – Майкл положил ноги на диван и притянул Карен поближе к себе. «Ноги в чистых носках», – подумала она, с неудовольствием вспоминая грязную обувь Джессики Гамильтон. Она откинулась назад и позволила себе расслабиться на его теплой широкой груди. – Судя по тому, что я слышал, она кажется мне отвергнутой женщиной.
– Отвергнутой? – Карен приподняла и повернула голову, чтобы посмотреть на Майкла. – Почему ты это сказал? Как будто она проиграла в каком-то сражении?
Его красноречивый взгляд дал Карен ясно понять, что она додумывает за него и сейчас сама же начнет спорить с этими домыслами.
– В любом случае мне не следует о ней говорить. Я уже сказала больше, чем обычно. Но, наверное, она меня немного напугала.
– Ты не должна этого допускать. Она будет использовать тебя еще несколько недель как тестового слушателя и пойдет по жизни дальше. Но ты не должна выходить из кабинета вместе со всем этим багажом.
Он был прав. К ней приходили многие другие пациенты с гораздо более серьезными проблемами, чем у Джессики Гамильтон, и она никогда раньше не допускала, чтобы они ее беспокоили. Одним из правил ее работы было не допускать личной вовлеченности. Если возникало чувство, что кто-то из психиатров не может сохранять профессиональную отстраненность, то этот вопрос поднимался на еженедельном совещании, и пациент переходил к кому-то другому, или тот же врач продолжал вести пациента, но сам получал профессиональную помощь. Это может показаться странным – психотерапия для психиатра, но в их сфере деятельности все регулярно проходили сеансы психотерапии, чтобы проверить: справляется ли их сознание и готовы ли они и дальше работать. Но Карен считала, что не может предоставить этот случай другим партнерам. Она рисовала в воображении картины развития событий: они отнесутся к делу точно так же, как Майкл, – эта женщина никак не отличается от других пациентов, и в действительности даже представляет меньшую угрозу для душевного здоровья Карен, поэтому она должна с ней справиться. Ее коллеги могут даже заподозрить, что у нее есть другая причина для дискомфорта на этих сеансах, а за ее опасениями стоит нечто более серьезное. Ведь они же профессионалы.
Наверное, был только один человек, с которым она могла поговорить, – Роберт. Ей было необходимо с кем-то обсудить этот случай; если даже только гипотетически один из пациентов может навредить кому-то, они должны об этом сообщить. Промолчишь – совершишь профессиональное самоубийство. И ведь еще были записи, которые она делала. Она не могла их изменить задним числом – во всех документах ставилось время, как и в случае любой правки. Делалось это в интересах получения полной информации на случай, если возникнут какие-то…
Карен не знала, почему не рассказала Майклу, как она на самом деле себя чувствует, – ей казалось, что Джессика ее знает. Что между ними есть что-то личное. Может, Карен все еще отрицала эту возможность, а если скажет об этом вслух, то придется как-то действовать.
– Ты прав, – тихо сказала она, не желая больше продолжать этот разговор. – Мне нужно приготовить ужин.
Глава 41
Крики не прекращались все утро. Каждый раз, когда Элеонора хотя бы на секунду укладывала Ноя в кроватку, он превращался в завывающую сирену, отчаянно желая уведомить власти о том, что его бросили. С Тоби было не легче. Он ел так медленно, что у Элеоноры появилась уверенность: его тарелка с кашей наполняется каждый раз, когда она в нее заглядывает. Часы показывали уже без пятнадцати восемь, и ни один ребенок еще не был одет.
Проблема заключалась в том, что она просто не могла ни на чем сосредоточиться. Колесо у нее в голове крутилось как в замедленной съемке, хомяк объявил забастовку и еле передвигает лапами. У нее возникло ощущение, будто кто-то удалил мозг из ее черепной коробки ложка за ложкой, а вместо него наполнил ей голову воздушно-пузырчатой пленкой. Время от времени она вдруг обнаруживала, что стоит и не двигается, смотрит прямо перед собой и не понимает, что хотела сделать.
Ей следовало приготовить все вчера вечером. Она это прекрасно понимала. Когда появился Ной, она пообещала себе, что будет организованной и начнет готовить все для школы накануне вечером. Сейчас ей хотелось над этим смеяться. Несмотря на обещание Адама работать поменьше, его не было дома почти каждый вечер, а к тому времени, как удавалось уложить обоих мальчиков, ей хотелось только принять ксанакс[22]
и рухнуть в кровать. Слава богу, что у нее есть волшебные пилюли.