Когда король падет

Должно быть, Бенедикт понял, как я встревожена. Он внимательно посмотрел на меня, и я заметила веселые искорки в его глазах.

– На самом деле нет, – спокойно ответил он. – У вас не так много общего. Этот замок хранит множество воспоминаний о моей матери. Куда бы я ни пошел – повсюду за мной следует ее тень. А вот Лира… – покачал он головой. – Словно ее копия в юности. Но она не помнит маму.

Я беспокойно заерзала на кресле. Как бы я хотела спросить еще что-то, узнать больше, но это показалось мне бестактным.

– Говори уже, – добродушно сказал Бенедикт. Да, он видел меня насквозь.

– Я хотела узнать, как погибли ваши родители, – робко выговорила я.

– Их убили, – неестественно спокойно и ровно произнес он.

– Кто? – осмелилась спросить я.

– Один из тех, кому отец полностью доверял. Но это долгая история.

Так он вежливо давал понять, что меня это не касается.

– Вы скучаете по родителям?

– Каждый день, – чуть слышно произнес Бенедикт.

– Поэтому вы больше не играете на арфе?

Он медлил с ответом, что уже говорило достаточно, но, сделав глубокий вдох и покачав головой, он продолжил.

– Долгие годы музыка была для меня пыткой, – признался он.

Меня шокировало его признание.

– Тогда почему вы позволили мне играть на арфе?

Пожав плечами, он окинул комнату взглядом.

– Не знаю. Мне показалось, глупо отказывать тебе. И в конце концов, после стольких лет боли это принесло исцеление.

Я не нашлась с ответом. Жаль, что я не знала, насколько Бенедикту дорога арфа – вероятно, не попросила бы тогда играть на ней. С другой стороны, для меня арфа тоже очень дорога. Музыка – единственное, что вампиры не смогли у нас отнять. Музыку и, конечно, дух борьбы. От былого величия остались лишь руины и пепел, но арфа бабушки по-прежнему с нами, как напоминание обо всем, что мы потеряли и что предстояло вернуть. Играть на этом инструменте – значит продолжать традиции семьи.

– Дома… – начала смущенно, – я тоже играла для близких.

Признание повисло в воздухе, и я предоставила Бенедикту время обдумать его. Чуть нахмурившись, он пытался поймать мой взгляд в поисках ответа на незаданный вопрос.

– Я соскучилась по ним, – прошептала, сминая ткань юбки и повесив голову.

– Понимаю, – ласково произнес он.

Я выдернула торчавшую из шва нитку. Король ни за что не согласится. Но вдруг…

– Вы знаете, что на следующей неделе у меня день рождения?

– Я помню. Тебе исполнится двадцать пять.

Я бросила на него полный надежды взгляд.

– Флоренс, – вздохнул Бенедикт.

– Неужели это так опасно? – спросила я.

– Мы до сих пор не нашли преступника, – напомнил он.

– И что теперь? Запрете замок на веки? От скуки Лира уже пересчитывает семечки.

На его лице не дрогнул ни один мускул.

– И сколько их?

Я простонала.

– Пожалуйста! – взмолилась я. – Мне хочется увидеться с родителями и братом! Хотя бы раз. Столько времени прошло…

Бенедикт недовольно поджал губы. Но не дал ответа. Сегодня мне удалось зайти чуть дальше, чем в прошлые разы, когда я просила о визите.

– Ты действительно им доверяешь? – спросил он. – Полностью?

Странный вопрос.

– Разумеется, – ответила я, растерявшись.

– Будут ли они молчать, если что-то узнают?

– Да.

Конечно нет. Родители сразу поделятся информацией с революционерами. Вот только король об этом никогда не узнает.

– Если ты уверена… Хорошо.

Я не поверила своим ушам.

– Погодите. Что?

– Один человек, – объявил он. – Один час. В честь дня рождения.

– Валь, – не раздумывая, воскликнула я.

Бенедикт кивнул.

– Я отправлю приглашение.

Я выдохнула. Неужели он согласился?

– Спасибо! – вскрикнула я, вскочила и бросилась ему на шею. Бенедикт окаменел, застигнутый врасплох, и я только тогда поняла, что натворила. Тем не менее я ничем не выдала смущения. Бенедикт, замешкавшись на мгновение, мягко погладил меня по плечам.

Странные объятия. Прежде всего потому, что он так и сидел на табурете, и мне пришлось наклониться. Но в то же время они показались мне самой естественной вещью на свете. Должно быть, все из-за того, что он пьет мою кровь – это нас сблизило. А еще я, наверное, просто тосковала по близости. Не с Бенедиктом, разумеется, нет. По прикосновениям, по человеческому теплу, приносящему утешение.

– Не стоит благодарности, – пробурчал он. – Ведь в конце концов ты ставишь брата под удар.

– Ничего с ним не случится, – пообещала я, отстраняясь. Мои щеки пылали, но я все же осмелилась посмотреть королю в глаза. Он изучал меня пронизывающим взглядом, а на его лице не читалось никаких эмоций.

– Надеюсь, – произнес Бенедикт, но легкая ухмылка выдавала его.

– Вы, кажется, в хорошем настроении в последнее время? – вырвалось у меня. – Я с удовольствием прогулялась бы по саду. Под конвоем, разумеется.

Он тяжело вздохнул.

– Полагаю, вас и правда нельзя держать вечно взаперти, – согласился король.

– Так это да? – переспросила я, загоревшись надеждой.

– Рано или поздно Лире взбредет в голову какая-нибудь сомнительная идея, и тогда – кто знает? – я обнаружу, что моя постель засыпана семечками. Лучше этого избежать.

– Как легко, оказывается, вас шантажировать, – пошутила я и села в кресло.