Когда небо было синим

Предстояло то, к чему мы и готовились в течении месяца – полевые стрельбы.

Побросав вещмешки в военно-транспортные средства, разместились там и сами. Ехать, вернее передислоцироваться, предстояло недалеко, и через два-три часа мы оказались в ещё более живописном месте. Огромная поляна, окружённая смешанным лесом, стала местом расположения палаточного лагеря. Удобств, конечно, не доставало, да и до ближайшего магазина рукой не подать. Но всё это возмещалось природными красотами и возможностью провести ещё месяц на воле.

– Андреев! – тишина. – Андреев! – голос капитана Ковалёва достиг мощности звука взлетающего истребителя. Но это нормально для кадрового артиллериста. Откуда-то из ближайшего лесного массива, фырча как верный боевой конь и громыхая гусеницами, вылетел МТЛБ. Многоцелевой тягач лёгкий бронированный мы называли ласково – моторизированная телега с баранами. Сержант срочной службы Андреев срочной службой обижен не был, так как являлся практически личным механиком-водителем капитана Ковалёва.

Надо сказать, что на балансе командира противотанковой батареи состоят шесть тягачей с орудиями, а седьмой в личном распоряжении. Но здесь по сокращенной программе Андреев был один на всех, вот все на него одного и садились. Начштаба с барского плеча командировал его в распоряжение нашего взвода.

Симпатичный крепкий паренёк, он ко всему относился спокойно, и неторопливо манипулировал рычагами несущегося со скоростью 80 км/ч по лесным дорогам гусеничного бронетранспортёра. Удержаться «на броне» при этом было нелегко, но лучше вдыхать встречный ветер вместе с листьями и насекомыми, чем трястись внутри.

Сижу в кабине тягача об лавку яйцами стуча,

Здесь нет матрасов и перин, и стала жопа словно блин.

***

А жопу надо любить и беречь. Ну конечно, не обязательно настолько, чтобы, как Дженифер Лопес, на миллион страховать свой попес. Но всё-таки. Когда я лежал в больнице с пневмонией, мне было очень обидно за свой исколотый зад. В утешение я ему даже поэму посвятил:

Ты был весёлым и беспечным,

Ты улыбался всем подряд,

Ты думал, счастье бесконечно,

Мой дорогой, бесценный зад.

***

Ты был галантным кавалером,

Ты никогда не унывал,

Хлестал вино большим фужером

И страстно женщин целовал.

***

Настала трудная година,

Но «се ля ви», с судьбой не спорь,

Твои крутые ягодины

Внезапно одолела хворь.

***

И солнце больше не сияет,

Не слышно щебетанья птиц,

И дева юная вонзает

В тебя с азартом вострый шприц.

***

Мир стал тебе неинтересен,

И на челе твоём испуг,

И вместо звуков чудных песен

Лишь слышно жалобное «Пук».

***

С тоской вздыхаешь ты о воле,

Где для веселья нет преград,

Однако поздно… Закололи

Мой дорогой вишнёвый зад.

***

Тем не менее, МТЛБ стал нашим любимым средством передвижения (наверное, потому, что альтернативы не было). Наладилась связь с винным отделом теперь уже не столь отдалённого продуктового магазина. Недосягаемость ближайших очагов культуры и отдыха была устранена. Возобновились контакты с местным населением, если можно так назвать громкое и пыльное вторжение в пляжные зоны нашего бронетранспортёра. Но, сняв на глазах у перепуганных отдыхающих свои гимнастёрки, мы приобретали нормальный гражданский вид и плескались вместе со всеми в тех самых четырёх озёрах, о которых я уже упоминал. Да, гимнастёрка, форма или мундир действительно властвуют над индивидуальностью.

Недавно, еще до сборов, мы с сотрудниками отмечали день моего рождения. Начали на работе, потом переместились ко мне домой. После активных возлияний мой приятель, прораб Женя Мокин, решил выйти подышать. А инженерно-технические работники нашего предприятия на строительных объектах носили одинаковые фирменные штормовки. Он надел мою, ушёл и заблудился. Соседние дома – как в «Иронии судьбы». Ну и попал на возврате, естественно, не в тот.

Коммунальная квартира, в которой он оказался, была не заперта. Вперёд по коридору кухня, а по бокам комнаты, где доверчивые жители не обращают внимания на то, что происходит снаружи, полагаясь на соседей. Женя, ни о чём не подозревая, этим и воспользовался. Устроился на кухне, часок вздремнул, захавал борщеца и кастрюльку компотика вдогонку. Бодун обязывал. А когда на душе потеплело, штормовку он оставил на полу, а сам отправился на поиски собственного дома.